Никита Хрущев - Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 2

Ознакомительный фрагмент

Однажды мы с ним возвращались поздно вечером из Днепропетровска. Обстановка была тяжелая: наши войска оставляли Днепропетровск[38]. Часовой, охранявший подъезды к нашему штабу, задержал нас. Буденный начал с ним говорить и оскорблять его. Солдат стал отвечать ему согласно уставу. Тут Буденный начал ему более настойчиво "разъяснять", и разъяснение это кончилось тем, что он ударил солдата по лицу. Я был просто поражен. Как так? Маршал Советского Союза ударил человека, совершенно невиновного, действовавшего согласно уставу, ударил в нарушение всех уставных норм. Мы там ехали, и он нас задержал, это была его обязанность, он ведь для этого и поставлен. Чистый произвол! Я объясняю этот случай вспыльчивостью маршала. Потому что в принципе Буденный не таков, но он сохранил, видимо, прежнюю привычку как старший унтер-офицер, которым он был в царской армии. Вот и проявилась такая несдержанность. Мы потом разговаривали с Семеном Михайловичем по этому поводу, и я чувствовал, что он сам переживал случившееся. К сожалению, Буденный не однажды позволял себе такие выходки.

Начальником штаба был у нас генерал Покровский[39]. По-моему, генерал-майор. Потом (не знаю, правда, в какой должности он служил после войны) он сидел над материалами по истории этой войны. Считаю, что эта его деятельность была полезной, потому что он профессиональный военный и знает свое дело. Очень кропотливый, на редкость пунктуальный человек. Я бы сказал, до тошноты въедливый человек. Сначала я рассматривал это как его большую работоспособность, а потом увидел, что это идет в тех условиях во вред делу. С ним ничего нельзя было поделать, потому что он, пройдя школу штабной работы, в интересах штабной работы и организации проверки исполнения приказов просто парализовал штабы фронтов и армий. Он не давал возможности работать начальникам штабов и даже командующим войсками, держал их у телефонов и требовал, чтобы они непрерывно докладывали о состоянии войск, положении на том или другом участке фронта, положении в том или другом соединении. Это совершенно невыносимо, но люди ничего не могли поделать. В подтверждение сошлюсь на такой случай. На Днепропетровском направлении сложилась очень тяжелая обстановка. Немцы вплотную подошли к Днепропетровску и обстреливали город. Днепропетровск защищала армия (или группа войск), которой командовал генерал Чибисов[40]. Это был солидный, толстый, уже в летах человек, бывший офицер царской армии. Он прошел школу гражданской войны в Красной Армии. Сталин знал его лично, знал еще по Царицыну, и доверял ему.

Я сказал Семену Михайловичу, что поеду в Днепропетровск послушать Чибисова и секретаря обкома партии. Там был тогда секретарем обкома Задионченко. Я уважал его, он заслуживал этого: дельный и энергичный человек. Поехал я. Приехал уже поздновато: смеркалось или даже было уже темно. Меня провели в расположение штаба, и я поднялся по лестнице. Штаб находился на втором или третьем этаже. Когда я зашел, командующий был на ногах, ходил по комнате. Тут же, у стола, стоял буквально на коленях и держал телефонную трубку, прижимая ее плечом, начальник штаба. Он что-то записывал в блокнот и давал ответы по телефону. Я спросил Чибисова о положении дел. "Положение? Да вы сами видите, какое". В это время раздавались взрывы немецких снарядов. Немецкая артиллерия обстреливала район расположения штаба.

Не знаю, случайно ли, но артиллерийский огонь был особенно интенсивным. Может быть, немцы знали, что тут находится штаб? В плен к ним попадали и такие наши офицеры, которые знали место расположения штаба. Может быть, у кого-то не хватило выдержки, и он проговорился? А Чибисов мне сдержанно отвечал, но я чувствовал, что он раздражен. Он говорил, что организует оборону, но это было лишь заявление общего характера. Я много раз уже слышал от разных командиров: как приедешь к ним, говорят, что организуем оборону, а потом, как уехал, смотришь, а командир следом за тобой убыл, да и бросил оборонять этот участок. К сожалению, так бывало. Я далек от того, чтобы обвинять этих людей в умышленно неправильных докладах. Нет, просто складывалась такая обстановка, что командир не мог сказать, что сдаст обороняемый пункт. Это было исключено, потому что он мог поплатиться за это. А выразить какую-то надежду или, может быть, даже уверенность в том, что немцы тут не пройдут, а уже потом сказать, что под натиском превосходящих сил противника наши войска оставили данный район, - стандартная формулировка, и я к ней в ту пору привык.

Спрашиваю Чибисова: "Как обстановка?". А обстановка была такая, что немцы вплотную подошли к Днепропетровску. "Вот, - отвечает, - видите картину?". Я не понял: "Какую?". "А вот сидит полковник, начальник штаба. Он уже сидит так час или больше и отвечает вашему начальнику штаба генералу Покровскому про обстановку у нас на фронте. Он совершенно парализован, потому что не работает. Если он перестанет разговаривать по телефону, то его через 10 - 15 минут опять вызовут и будут держать час или два. Он даже не сидит, а стоит на коленях, потому что у него места, на которых сидит человек, заболели". Да так зло говорит это! К сожалению, все это отвечало действительности. Но нужно сказать, что в то время опыт в военном деле у меня был очень небогатый. Поэтому я не знал, насколько Чибисов прав. Казалось, что он прав, но, с другой стороны, я относился к Покровскому с уважением, он ведь тоже руководствовался хорошими, честными побуждениями, хотел знать истинное положение дел в войсках. Позже, когда много месяцев находясь в войсках, я уже привык к военной жизни, то понял, что, хотя бы и из хороших побуждений, Покровский объективно наносил вред. Действительно, из-за таких непрерывных вопросов парализуется вся работа.

Взаимоотношения военных людей вообще весьма своеобразны и часто непонятны штатскому человеку. В этой связи мне запал в душу один более поздний разговор с Малиновским. Мы уже, кажется, освободили Ростов, наш штаб фронта стоял на хуторе Советском. Я этот хутор знал еще по 1941 году. После освобождения Ростова проводилась операция с целью выбить противника из Таганрога. Штаб армии находился тоже в хуторе Советском. Я хотел поехать в Ростов и узнать, что же делается в городе, как идет восстановление хозяйства, налаживается жизнь, организуется партийная работа. Секретарем обкома партии тогда был Двинский[41]. Хотел я и послушать Двинского, что он скажет о настроениях ростовчан? Поехал я, провел совещание партийных работников Ростова, проверил, как восстанавливается жизнь, как функционируют партийные комитеты и органы Советов. Оттуда вернулся уже ночью. У меня возник какой-то вопрос к командующему войсками фронта Малиновскому, я решил поговорить с ним по телефону. Звоню: "Родион Яковлевич, у меня к вам вопрос. Вы сейчас на ногах или в постели?". Он замялся: "Я, знаете ли, в постели сейчас. Если что нужно срочно, могу сейчас же одеться и прийти". Говорю: "Нет, что вы, отдыхайте, раз легли. У меня не срочный вопрос, завтра обменяемся мнениями".