Иван Ильичев - Анна Герман. Сто воспоминаний о великой певице

Ознакомительный фрагмент

Последняя прижизненная пластинка Анны, выпущенная в Польше, – это наша совместная работа. Она записала одиннадцать песен с оркестром под моим управлением. К шести из этих песен я делал аранжировки. Тексты песен «Только в танго» и «Кругом кипит лето» мне принесла сама Аня, а я сочинил к ним мелодии. Мелодия песни «Отыскать мир» родилась, когда я был на учебе в Бостоне. Ане не хватало песен на пластинку, и я показал ей эту мелодию. Она оказалась слишком короткой для полноценной песни, и мы вместе с Аней прямо у неё дома сочинили оставшуюся музыкальную часть. Потом поэт Марек Даньян написал очень красивые стихи на готовую мелодию.

Аня осталась в моей памяти как человек эмоциональный, впечатлительный, при этом независимый, с большим человеческим достоинством; она была очень трудолюбивой, всегда стремящейся к совершенству, и главное – необыкновенно музыкальной.

Михаил Пляцковский, поэт-песенник (Москва) Эвридика

Между Анной Герман и Михаилом Пляцковским были тёплые дружеские отношения. Певицу и поэта познакомил Александр Жигарев. На своих последних концертах в СССР Анна исполняла песню «Двойка за весну» на стихи Михаила Пляцковского.

После ухода Анны Герман из жизни было опубликовано его стихотворение «Эвридика», посвящённое памяти выдающейся певицы:

Поёт в окне напротив пани Анна,А музыка то тише, то слышней,И выплывает, словно из тумана,Моё воспоминание о ней…

После концерта в московском ЦДРИ 12 марта 1980 года. Слева направо: Анна Герман, Людмила Ивановна Качалина, Богумила Витомская, Михаил Пляцковский. Фото Валерия Смирнова

И голос, что записан на пластинке,Все звуки остальные заслоня,В который раз, как прежде, по старинкеНевыразимо трогает меня…

Как эта интонация знакома,Как эта нежность хрупкая мила,Среди эстрадно-песенного громаОна такой заметною была…

И вспомнилось, как в первый раз с экранаСвою нам спела песенку она,Та польская певица пани Анна,Чей слышится мне голос из окна…

Спокойно, без нажима и без крикаИ вроде без особого трудаНас покорила сразу «Эвридика»,Обворожила – раз и навсегда.

Не сладко, нет, не сахарно-медово,На сцене пела честно и светлоВысокая варшавская мадонна,Дарящая надежду и тепло.

Но есть, увы, у каждой жизни сроки,Какой бы прочной ни казалась нить,Ей, уцелевшей в автокатастрофе,Не удалось тех сроков изменить…

С конвертов миллионов грампластинокГлядит её знакомое лицо —Той, для которой, откружив, застыло,Остановилось жизни колесо.

И всё же, всё же, как это ни странно,Живую душу в голосе храня,Поёт в окне напротив пани АннаПо-прежнему для всех и для меня!..

Оскар Фельцман, композитор, народный артист России (Москва) «Анна спела лучше, чем я сочинил»

В 60-е годы в СССР часто приезжали гастролёры из стран народной демократии: Чехословакии, Румынии, Югославии, Польши…

Среди этих артистов было немало хороших исполнителей, но не было ни одного, кто бы понимал русскую музыку и русскую культуру так глубоко, как Анна Герман. У неё можно было учиться правильному красивому русскому языку, вдохновенному исполнению поэзии.

Мы познакомились, когда Анна готовилась записать самую первую пластинку на «Мелодии». У неё было мало песен в репертуаре. Тогда она блистала с красивой мощной голосовой песней «Танцующие Эвридики». Я предложил Анне две лёгкие песенки: шуточную «Двое» на стихи Игоря Шаферана и романтическую «Снежана» о любви русского парня Ивана к болгарской девушке Снежане:

Снежана, Снежана, Снежана,Летят лепестки, словно снег.В Москве о тебе постоянноТоскует один человек.

За кулисами фестиваля в Сопоте, август 1965 года. Фото Александра Ялосинского

Такие песни о дружбе народов были очень востребованы в 60-е годы. Анна спела её легко и светло, что сделало песенку очень симпатичной и милой.

…Анна была особенным человеком, без наигранности, свойственной артистам. Она была олицетворением польского духа. Помню, однажды в Варшаве я приехал к ней домой, хотел навестить, зная, какую аварию она пережила. Дверь открыл её муж, он попросил подождать, а сам пошел сказать о моём визите Ане. Он вернулся смущённый и сказал, что она не сможет меня принять. Видимо, она не хотела, чтобы я видел её «не в форме», больной.

Если бы Анна Герман была сейчас жива, у неё всегда были бы аншлаги. Потому что у людей есть потребность в хорошей, искренней, настоящей музыке.

Однажды я задумался: а что в Анне Герман было особенного, отличавшего её от других исполнительниц? За что мы её так любим? Разве было в её образе что-то неординарное, вызывающее, привлекающее внимание? Нет, она просто пела! Выходила на сцену и пела! И этого было достаточно! Не нужно было платьев от модных модельеров, лишнего антуража на сцене. Только она одна – и это было потрясающе!

В 70-е, на пике популярности, Анна записала ещё две мои песни. «Ты, мама» родилась на стихи узбекского поэта Раима Фархади, русский перевод сделал поэт Игорь Кохановский, который дружил с Анной и написал для неё немало песен. Вторая песня – также на стихи Игоря Кохановского – «Возвращение романса»:

Я вас люблю, я думаю о вас,Вы для меня смятение отныне.Я вас люблю, я думаю о васИ повторяю в мыслях ваше имя…

Я старался присутствовать на записи многих своих песен – боялся, что музыканты что-то не так сыграют, изменят темп или что-то ещё… Но так получилось, что «Возвращение романса» Анна записала без моего участия.

«Возвращение романса» звучит в исполнении Анны в сопровождении рояля. Помню свою реакцию на самое первое прослушивание этой записи: «Хорошо, что меня там не было, я бы только помешал, всё бы испортил». Анна Герман спела лучше, чем я сочинил. Она не изменила ни одной ноты, но её подача этого произведения была настолько одухотворенной, филигранной и проникновенной, что создало потрясающее впечатление. Это как два художника, которые рисуют один и тот же предмет – у одного картина выходит красивой, красочной, но обычной, а у другого – наполненной внутренним светом и содержанием. Так и Анна – она пропустила этот романс через свою душу, добавила в него «высокий стиль», интеллигентность, благородство. В нём слышна безграничность её таланта.

Александр Вратарёв, поэт (Киев) Неспетое танго

Вторая половина 60-х годов XX века. Москва. Знойный летний полдень. В старом дворе на улице Станкевича сижу с поэтом Леонидом Дербенёвым на скамейке в тени кирхи – лютеранской церкви. Но в этом готическом здании из красного кирпича уже давно не молятся. Здесь помещается Всесоюзная студия грамзаписи «Мелодия». Дербенёв пришел на «Мелодию», чтобы встретиться с молодой польской певицей. Она запаздывает. И вдруг мрачноватый дворик кирхи как бы просветлел, и даже неподвижные кленовые листья зашелестели на свежем ветру. По асфальту, стуча каблучками, в лёгком платье в продольную голубую полоску быстро шла высокая русоволосая девушка.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});