Александр Алехин. Жизнь как война - Станислав Андреевич Купцов

ненаглаженном пиджаке или с неумело завязанным галстуком, тогда как Алехин позволял себе в этом смысле некоторую небрежность. Капабланка любил высший свет, не позволял себе опускаться ниже определенного уровня. Его все чаще звали к себе известные деятели культуры, а женщины бросали на него влюбленные взгляды. Кубинец не боялся ничего нового: так, однажды он взялся за перо и начал за деньги освещать шахматные события, оттачивая свои литературные способности. В будущем его заметки стали появляться в крупнейших изданиях, он даже сам писал статьи о своем матче с Алехиным, умудряясь находить на это время в перерывах между партиями!

Вскоре после разгрома Маршалла выяснилось, что Капабланка не мог себя величать новым чемпионом США, поскольку у него отсутствовало соответствующее гражданство. Но не только поэтому: формально Маршалл тоже не был «звездно-полосатым» чемпионом, когда они играли матч. В этом запутанном деле стал разбираться адвокат и шахматист Уолтер Пенн Шипли, впоследствии заявив, что юридически титул вообще-то принадлежал Льву из Кентукки, владельцу роскошной шевелюры Джексону Шовальтеру. У того корону однажды забрал Пильсбери, но позже потерял ввиду смерти. В результате всех этих разбирательств в интервью журналуAmerican Chess Bulletin Капабланка… провозгласил себя лучшим шахматистом не США, а Нового Света!

В конце 1909 года Маршалл официально все-таки стал чемпионом США, обыграв в матче давно отошедшего от дел Шовальтера и слегка восстановив свое реноме. Кроме того, на турнире 1911 года в Сан-Себастьяне Капабланка наглядно всем показал, что Маршалл проиграл не просто сильному шахматисту – гениальному! В Испании собрались все сливки шахматного мира, кроме чемпиона Ласкера. Например, приехал второй игрок в мире после короля, экс-претендент на титул немец Карл Шлехтер. Всего за год до Сан-Себастьяна он почти обыграл чемпиона в матче, до последней партии лидируя в счете, однако тот чудом свел поединок к спасительной для себя ничьей.

Когда Капа впервые отправился в Европу на международный турнир, там на него смотрели, как на выскочку. Нужно было минимум дважды становиться призером на представительных турнирах, чтобы иметь право биться с лучшими, а у кубинца имелись в активе только матч с Маршаллом да сотни выставочных партий, пусть и с феноменальным процентом побед. Но в Сан-Себастьяне его очень ждали – все-таки, хоть он и считал родиной Кубу, в нем текла испанская кровь.

Существует легенда (официально не подтвержденная), будто Осип Бернштейн и Арон Нимцович потребовали исключения Капы из списка участников турнира в Сан-Себастьяне4. Они выразили свои претензии по этому поводу организатору соревнований Жаку Мизесу. Хосе Рауль в первом же туре сокрушил Бернштейна на пути к своей великой победе, причем кубинцу даже выдали специальный приз за блестящую игру, проведенную против уроженца Житомира, – 500 золотых франков (за общую победу Капа получил 5000). Нимцовича, разумеется, Капа тоже победил.

До Капабланки только Пильсбери побеждал на первом же турнире топ-уровня. Успех юноши так всех впечатлил, что о нем заговорили как о явном претенденте на титул чемпиона мира, наравне с Акибой Рубинштейном – единственным человеком, которому он проиграл тогда в Испании. Последний, наблюдая за играми Капабланки, сказал ему, что никто не может сравниться с ним по тактике, хотя, будучи крайне нелюдимым (например, во время партий после своего хода он предпочитал отходить куда-нибудь подальше, дожидаясь ответа), редко заговаривал с другими шахматистами. «Это стало явным доказательством его скромности», – сказал Капа5.

Вот такой шахматист приехал в Петербург в 1914 году, и совсем не удивительно, что Алехин смотрел на него с открытым ртом. Да, матч с Маршаллом не убедил того в уникальности Капабланки, но феноменальная победа над элитой в Сан-Себастьяне заставила призадуматься, а очное знакомство перевернуло все его представление о силе кубинца.

Выступление Капабланки оказало сильнейшее впечатление на молодого Алехина, который увидел почти безупречного шахматиста. По свидетельству композитора Сергея Прокофьева, Капабланка иногда мог позволить себе и понервничать6, но связано это было с теми чертами характера кубинца, которые помешали ему в матче как раз против Алехина. Неуютно себя чувствовал Капабланка в партии черными против Акибы Рубинштейна. Прокофьев заметил, как тот «дергал бровью, морщился, утыкался в доску». Он специально привел на партию Капабланки с Акибой Кивелевичем свою знакомую арфистку Элеонору Дамскую (композитор обручился с ней в 1917-м), которая очень хотела посмотреть на пылкого гостя, – по всей видимости, дамы весь турнир окружали его вниманием, изо всех сил отвлекая от шахмат. «Дамская, ничего не понимая в игре, вертится и вкривь и вкось, рассматривая Капабланку, спрашивает, скоро ли он выиграет», – вспоминал Прокофьев. В партии с Рубинштейном кубинец был неплох, действовал быстро, но в какой-то момент встал и сказал, что больше играть не будет. Виноватой в переутомлении оказалась… женщина. «Сосницкий рассказал мне, что он вчера до пяти часов кутил в “Аквариуме”, его путала какая-то дама, которая не дает ему покоя. Сегодня у него тяжелая голова и он играет, лишь бы не проиграть». Итог партии – ничья.

Еще больше негативных эмоций Капа проявил, уступив Эмануилу Ласкеру во второй части соревнований – турнире победителей. Сергей Прокофьев вспоминал: «Ласкер начал заметно давить его. Теперь уже Капабланка уткнулся в доску, стал нервно дергать себя за волосы и настойчиво изыскивать способы выпутаться. <…> Конец партии доиграли очень быстро, и Капабланка перевернул своего короля. Дикие аплодисменты приветствовали победителя доселе непобедимого Капабланки. Ласкер делал ручкой, а Капабланка с надменным лицом старался форсить и, задрав нос, прогулялся»7. Когда Ласкер одержал общую победу на турнире, кубинец отошел в сторону, с трудом сдерживая раздражение. Многие отмечали, что у Капы весь турнир игра была расцвечена, тогда как Ласкер больше проявлял себя в серых тонах, действовал надежно, скучновато. Зато одержал победу! Правда, в следующий раз он выиграет у Капабланки лишь спустя 21 год на турнире в Москве…

Капа иногда обсуждал с Алехиным в Петербурге какие-то шахматные темы, демонстрируя свое исключительное видение игры, показывая грани, которые большинству сильнейших шахматистов были не видны. Его русский знакомец впитывал каждое слово, многому учился у кубинца, просто глядя, как тот играет. Между ними пока существовала приличная дистанция в плане понимания игры, но Алехин жаждал преодолеть ее и готов был для этого проделать колоссальную работу. Если Капа во многом был баловнем богини шахмат Каиссы[5] и понимание сути игры оказалось вшито ему в подкорку, то Алехин после знакомства с кубинцем еще больше работал над собой, придавая особое значение аналитике, скрупулезному изучению партий, своих и чужих ошибок. Он стал пчелкой, которая трудолюбиво собирала шахматную пыльцу отовсюду, неуклонно приумножая свои знания. И