Ленин - Борис Вадимович Соколов

Брюсселе, но бельгийская полиция вынудила его участников покинуть Бельгию, и им пришлось отправиться в Лондон. На съезде произошёл раскол РСДРП на две фракции: большевиков и меньшевиков, которые фактически превратились в самостоятельные партии, но окончательно они разделились организационно только в 1917 году.

Программа РСДРП состояла из программы-минимума и программы-максимума. Программа-минимум предполагала свержение монархии и установление демократической республики, а также уничтожение наследия крепостничества в деревне, в том числе возвращение крестьянам земель, отрезанных у них помещиками при отмене крепостного права (так называемых «отрезков»), введение 8-часового рабочего дня, признание права наций на самоопределение и установление равноправия наций. Программа-максимум была более радикальной и определяла в качестве конечной цели партии – построение социалистического общества через социалистическую революцию и диктатуру пролетариата.

Во время съезда с него ушли члены фракции «экономистов», не согласившиеся с пунктом о диктатуре пролетариата, и члены «Бунда», требовавшие своей монополии в работе с еврейским пролетариатом, но не поддержанные большинством участников съезда. Главный же раскол произошел между сторонниками Ленина и сторонниками Мартова. Они, в частности, по-разному трактовали пункт 1-й устава, определявший, кто может быть членом партии. Ленин так изложил суть спора: «В моём проекте это определение было таково: „Членом Российской социал-демократической рабочей партии считается всякий, признающий её программу и поддерживающий партию как материальными средствами, так и личным участием в одной из партийных организаций». Мартов же вместо подчёркнутых слов предлагал сказать: работой под контролем и руководством одной из партийных организаций… Мы доказывали, что необходимо сузить понятие члена партии для отделения работающих от болтающих, для устранения организационного хаоса, для устранения такого безобразия и такой нелепости, чтобы могли быть организации, состоящие из членов партии, но не являющиеся партийными организациями, и т. д. Мартов стоял за расширение партии и говорил о широком классовом движении, требующем широкой – расплывчатой организации и т. д. Курьезно, что почти все сторонники Мартова ссылались, в защиту своих взглядов, на «Что делать?»! Плеханов горячо восстал против Мартова, указывая, что его жоресистская формулировка открывает двери оппортунистам, только и жаждущим этого положения в партии и вне организации. „Под контролем и руководством», – говорил я, – означают на деле не больше и не меньше, как: без всякого контроля и без всякого руководства».[67]

Мартов и его сторонники настаивали, что ленинское определение чересчур сужает состав партии и исключает ее превращение в действительно массовую организацию. Формулировка Мартова получила большинство голосов и была принята съездом. Однако позднее съезд покинули «экономисты» и «бундовцы», и после этого все остальные пункты устава были приняты в ленинских формулировках. Точно так же при выборах в ЦК РСДРП сторонники Ленина после съезда получили большинство и стали назваться большевиками, а сторонники Мартова, оставшиеся в меньшинстве, стали называться меньшевиками. Правда, до 1905 года эти названия широко не использовались.

Ленин был очень дружен с Мартовым и очень ценил его как человека и марксиста, и очень жалел о политическом разрыве с ним. Владимир Ильич говорил Горькому: «Жаль – Мартова нет с нами, очень жаль! Какой это удивительный товарищ, какой чистый человек!»[68]

По словам М.И. Ульяновой, «особенно плохо чувствовал себя Владимир Ильич после II съезда партии (17 июля-10 августа 1903 года. – «Власть») с его расколом, который он переживал очень тягостно. На почве нервного расстройства у него обнаружилось в это время какое-то нервное заболевание, заболевание кончиков нервов, выражавшееся в сыпи, которая очень беспокоила Владимира Ильича. К врачу в Лондоне Владимир Ильич не обратился, так как это стоило довольно дорого, а средства у Ильичей (Владимира Ильича и Надежды Константиновны) были в обрез, и по совету К. Тахтарева, медика не то 4, не то 5 курса, Владимиру Ильичу смазали больные места йодом. Но это лишь усилило его страдания, и по приезде в Женеву пришлось всё же обратиться к врачу. Эта болезнь скоро прошла, но нервное равновесие установилось не скоро… Но отдых и здесь помог – прогулка пешком по Швейцарии восстановила его силы… Но и позднее, особенно в периоды обострявшейся склоки и дрязг, нервы Владимира Ильича приходили нередко в плохое состояние, бессонницы усиливались и он чувствовал себя больным. Однако бодрость и кипучая энергия не изменяли Владимиру Ильичу никогда».[69] Возможно, это было проявление ранней стадии нейросифилиса. Эта стадия начинается через 2–3 года после заражения. На этой и последующих стадиях сифилис уже не является заразным. Поэтому им не могли заразиться ни Надежда Крупская, ни Елизавета К., ни Инесса Арманд. У Ленина, по всей видимости, первичный сифилис протекал в слабо выраженной форме, и он не знал о своем заболевании.

Сохранившиеся от первой эмиграции три ленинских письма к жене поражают своим исключительно деловым тоном, отсутствием каких-либо “сантиментов”, как, например, в письме от 16 июля 1902 года: «Пожалуйста, не забудь: в моей аграрной статье есть цитата из Булгакова: т.? с.? Так нельзя оставить, и если я не приеду раньше и не увижу ещё корректуры, то ты вычеркни не всё примечание, а только эти слова…»[70] И остальное в том же духе. Молодая страсть уже куда-то испарилась. Не уверен, были ли уже в ту пору между Владимиром Ильичом и Надеждой Константиновной интимные отношения. Друг друга они воспринимали в первую очередь как товарищей по партии, делающих одно общее дело.

Окружающим эта работа была почти незаметна. Лишь Охранное отделение внимательно следило за деятельностью революционеров: эсеров, большевиков, меньшевиков, анархистов… Больше всего тревожили полицию и жандармерию эсеры своими дерзкими покушениями на высокопоставленных сановников. Большевики и меньшевики рассматривались как сравнительно безвредные теоретики, увязшие в бесконечных спорах на верандах парижских и женевских кафе. Их нелегальные газеты и брошюры поступали в Россию тоненьким ручейком и сами по себе не могли подточить устои самодержавия. Вероятно, большевики ещё долго пребывали бы в эмигрантской безвестности. Но тут грянула революция 1905 года.

Глава третья. Первая русская революция

Баррикады на Арбате во время революции 1905–1907 гг.

В.И. Ленин в 1905 г.

Инесса Федоровна Арманд. 1890-е гг.

До Первой русской революции влияние большевиков в России было очень невелико. В Петербурге организация насчитывала не более 1000 членов, из которых рабочих было не более 50, остальные – студенты, курсистки, люди свободных профессий, в особенности литераторы, мелкие чиновники, мелкая буржуазия. Крестьян не было вовсе. Потому-то так и ценились партийные функционеры с пролетарским прошлым. Самым известным среди них был будущий «всесоюзный