Аркадий Белинков - Юрий Тынянов

Пушкин не мог так воспитывать и учить. Он мог разными словами говорить о нравственном воспитании людей, и говорить иногда противоречиво. И эта противоречивость была вызвана тем, что он слышал, как они тоже говорят о нравственном воспитании людей. И он знал, что это происходит потому, что высокие побуждения в форме трещащих слов расхватываются людьми, не обладающими безупречной нравственностью. И люди, не обладающие безупречной нравственностью, тоже пишут и говорят и даже играют на трубе про безупречную нравственность, искренность, человечность, неземную любовь и великое историческое прошлое. И тогда оказывается, что высокое нравственное назначение искусства противопоставляется их искусству и уже называется ими искусством для искусства. Такое искусство для искусства, такое, а не то, пустое и надменное, которому безразличны искренность, человечность, любовь и великое историческое прошлое, в Эпохи, когда их искусство шарит в человеческих душах, сопротивляется этим, которые из высокого назначения извлекают высокую выгоду. И такое искусство всегда протестует против господствующих нравственных и художественных устоев в эпохи, когда эти устои подпирают растленное общество.

Поэтому чистый художник, чистый человек и художник, защищая чистое искусство, в тяжелые годы истории с отвращением говорит: "Подите прочь какое дело Поэту мирному до вас!"

Эстеты считали, что эти стихи написаны специально для них. А не эстеты? Но они-то уж, заключенные в крепости, сосланные в Сибирь, разжалованные в солдаты, они-то, наверное, хорошо понимали, годятся им такие стихи или не годятся? Если бы стихи этого цикла были изменой идеалам свободолюбивой юности, то казалось бы естественным, что в первую очередь осудить их должны люди, принимавшие участие в политической борьбе. Но ничего подобного не произошло.

Друзья Пушкина, и как раз те, которые особенно тяжело пострадали после поражения восстания, не восприняли эти стихи ни как измену идеалам свободолюбивой юности, ни как уход от идеалов.

16 сентября 1834 года Кюхельбекер в письме своему племяннику Н. Г. Глинке из Свеаборгской крепости пишет: "Если уже назначить какой-нибудь отдельной его пиэсе первое место между соперницами (что впрочем щекотливо и бесполезно),- я бы назвал "Чернь"; по крайней мере это стихотворение мне в нынешнем расположении духа как-то ближе, родственне всех прочих"*.

Тотчас же, естественно, обращают на себя внимание слова "в нынешнем расположении духа". Нынешнее расположение духа человека, сидящего восемь лет в крепости... Тынянов считает, что они указывают на "перекличку пушкинской "Черни" с отношением Кюхельбекера к официозной журналистике последекабрьского периода"**. Вероятно, это действительно так, и, конечно, "Чернь" обращена "против современной Пушкину официальной журналистики..."***, Но только ли это могло заинтересовать сидящего восемь лет в крепостной одиночке человека? Только ли спор с "официальной журналистикой" волновал писателя, декабриста? Вероятно, не только это. Сидящий восемь лет в крепостной одиночке человек - писатель и декабрист понял эти стихи как старую борьбу и знал, против кого борется автор этих стихов. Можно предположить, что в крепости спор только с "официальной журналистикой" утрачивает многое и уступает место другому: спору с роковой властью. В крепости, вероятно, все это становится яснее, чем в петербургском кабинете.

* Цит. по публикации Тынянова. Ю. Тынянов. Пушкин и Кюхельбекер. "Литературное наследство", 1934, №№ 16-18. М., Журнально-газетное объединение, стр. 375.

** Там же.

*** Там же.

Наконец, если не согласиться с Пушкиным, то не ждет ли опасность согласиться с Булгариным? Ведь это же конец 20-х годов, когда практически совершенно преобладающей была альтернатива Пушкин - Булгарин, а не начало 60-х, когда возможности выбора были иными и несравненно более широкими.

Резко неприязненная критика этих стихов и восторженная апологетика этих стихов всегда были связаны именно с тем, против кого борется автор этих стихов. И все сто тридцать семь лет полемика с этими стихами и обширной литературой, посвященной этим стихам, при громадном количестве слов, ушедших на это очень важное в истории русской общественной мысли дело, велась, как обнаруживается, когда внимательно изучаешь это громадное количество слов, близ двух коротеньких слов: "против кого?" Против кого борется автор этих стихов? И все, кто старался понять стихотворение "Поэт и толпа", сосредоточивались не столько на том, что в нем написано, сколько на том, против кого оно обращено. Оно обращено против улюлюкающей, выученной государством толпы, растленного общества и его охранительной эстетики, прикрытой лживой, напыщенной, патетической, верноподданнической фразой.

Пушкинский конфликт с государством прошел разные фазы, и одна из них приняла форму спора об искусстве. Эта фаза была столь же острой, как и другие. Острота вызывалась тем, что за эстетикой стояла вольность. Поэтому в спор поэта с толпой об эстетике так настойчиво вводятся темницы, бичи, топоры, розги, палачи.

В романе о Пушкине трагической гибели героя нет. Нет в нем и стихотворения "Поэт и чернь". Но ведь книги пишутся не фразами, а линиями, и в книге, оборванной на 1820 годе, проложена главная линия - поэт и чернь. И пути к смерти поэта проложены на теме "поэт и чернь". "Чернь" - это государство и растленное им общество. В романе же "чернь" не упоминается, потому что он написан человеком, умевшим смотреть на людей и события прошлого глазами современника этих людей и событий. Современникам же было ясно, против кого направлены пушкинские стихи. Поэтому вместо "черни" вообще в романе говорится о Голицыне или Аракчееве.

Роман Тынянова строится на теме взаимоотношений поэта и государства. У самого Пушкина эта тема началась в первом же напечатанном им стихотворении. Взаимоотношения поэта и государства у Пушкина - это взаимоотношения поэта и черни. Государство - это "чернь", "толпа", "рабы". Пушкинское отношение к "толпе" - это отношение к враждебному ему государству.

В абсолютистском государстве прогнозы историков и политиков так часто ошибочны и обречены, потому что при абсолютизме воля правителя или дворцовая борьба совершаются по законам истории, не подчиненным естественному мышлению, доступному анализу историка и политика. Скачки и зигзаги абсолютистской власти подчинены закономерностям, исследовать которые можно только в иной системе мышления. Пушкин-историк мыслил в категориях естественного права, и поэтому его прогнозы оказались ошибочными, а надежды на новое царствование несерьезными и кончившимися катастрофическим разочарованием. Тогда Пушкин ухватился за величие государства, роль России, победы, успехи и прочее в том же роде.