Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко

Но у Суслова имелись свои расчёты. Чаковский ещё с конца 40‐х годов не раз выполнял деликатные поручения ЦК. Он много ездил по Западу и устанавливал контакты с прогрессивными деятелями культуры. Благодаря наработанным связям Чаковский стал в Европе заметной фигурой. Это первое. И второе. Чаковский уже успел показать себя умелым организатором. Созданный в 1955 году при его участии журнал «Иностранная литература» довольно-таки быстро превратился, как говорится, в очень вкусную конфетку, спрос на которую порой превышал спрос на «Новый мир».

Уже в декабре 1965 года Чаковский представил новую концепцию «Литературной газеты». Однако в аппарате ЦК мнения разделились. Дебаты растянулись на полгода. Против существенного увеличения объёма газеты и расширения её тематики выступили новый председатель Комитета партконтроля Пельше и секретарь ЦК по международным делам Пономарёв. Суслов вынужден был надавить на плохо поддававшихся уговорам коллег.

Стартовал новый проект в январе 1967 года. Через обновлённую «Литературку» тут же начали пропускаться материалы по самым острым темам: коррупции, провалам в промышленности, адаптации отбывших тюремные сроки преступников… И Суслов взял за правило самые злободневные статьи выносить на рассмотрение в Секретариате ЦК.

В последующем Суслов поддержал планы по созданию нового издательства для писателей России и журналов «Аврора» и «Литературное обозрение», а также по возобновлению «Литературной учёбы». Хотя это оказалось не так-то просто. И не только из-за идеологических споров. Страна тогда испытывала острую нехватку бумаги и не имела свободных полиграфических мощностей.

Как главный идеолог страны Суслов где-то лично инициировал принятие серьёзных постановлений партии, которые впрямую затрагивали интересы писательского сообщества. Где-то готовил часть документов по поручению Брежнева. В частности, при его участии в конце 60‐х годов было утверждено постановление о распределении зон ответственности органов печати за публикуемые произведения, запрещавшие редакторам ссылаться на мнение цензуры. Потом появились постановления о развитии детской литературы и о литературно-художественной критике. А затем вышел документ о работе с творческой молодёжью.

Правда, не все перечисленные документы готовились и принимались беспроблемно, чуть ли не с ходу. Сколько возни было с постановлением о критике. То, что серьёзная критика почти исчезла, видели все. У нас не принято было писать в газетах и журналах о недостатках в книгах литературных генералов. С другой стороны, замалчивались лучшие вещи Бондарева и Солоухина. Очень невнятно рассказывала наша печать и о диссидентах. Осенью 1969 года Отдел культуры ЦК предложил воссоздать существовавший до войны журнал «Литературная критика», усилить критико-библиографические отделы в газетах и расширить функции Института истории искусств. Но подготовленный проект постановления ЦК по разным причинам не понравился члену Политбюро ЦК Кириленко и секретарю ЦК Пономарёву. Это потом стали известны мотивы Кириленко. Воспользовавшись отпуском Суслова, он захотел главного партийного идеологи в его отсутствие уколоть. И постановление о критике было принято лишь через несколько лет (кстати, во исполнение его потом был учреждён и новый журнал «Литературное обозрение»).

В начале 70‐х годов Суслов инициировал создание ВААП. Это агентство в том числе должно было заняться пропагандой книг советских писателей за рубежом. Любопытная история вышла с выбором первого руководителя для этой организации. Кадровики предложили назначить председателем правления ВААП Фомичёва. Суслов знал этого аппаратчика. Он одно время работал в курируемом Сусловым Агитпропе ЦК, потом его заметил и взял к себе помощником другой секретарь ЦК – Фрол Козлов. После смерти Козлова ему подыскали работу сначала в Комитете по печати, а затем в Главлите. Серьёзных претензий к Фомичёву не было. Правда, людей из окружения Суслова смущало, что Фомичёв приятельствовал с первым заместителем заведующего общим отделом ЦК Боголюбовым и пользовался поддержкой Черненко. Но Суслов отвёл внесённую на пост руководителя ВААП кандидатуру Фомичёва по другим мотивам. Он сказал, что Запад может поднять шум: мол, советские цензоры совсем обнаглели и захватили в сфере пропаганды все ключевые позиции. По его настоянию на новое агентство по авторским правам был переброшен из газеты «Комсомольская правда» Борис Панкин, позиционировавший себя как ведущий литературный критик страны.

Кстати, о кадрах. Суслов придавал огромнейшее значение расстановке кадров в идеологических учреждениях и творческих союзов. Писательское сообщество не было исключением. Это он в 1959 году способствовал возвышению Константина Федина. К слову, сам Федин не очень-то стремился к тому, чтобы возглавить Союз писателей СССР вместо комсомольского поэта Алексея Суркова. У него уже всё имелось: слава, деньги, звание академика. К чему лишние хлопоты? Это больше нужно было Кремлю. Во-первых, Федин оставался популярен в Европе (имена других литгенералов типа Георгия Маркова или Сергея Сартакова Запад даже не слышал, а Сергея Михалкова знал, но не читал). Во-вторых, он был беспартиен, что позволяло нашим властям утверждать, что у нас и не члены партии играли в жизни общества немаленькую роль. Короче, Федин предполагался на роль вывески. А всей текучкой могли бы заниматься разные функционеры (скажем, в помощь тому же Федину Кремль потом отрядил опытного партийного комиссара Воронкова).

Федин пробарствовал в Союзе писателей почти два десятилетия. Но когда он умер, в либеральной среде возникла идея на первую роль в писательском сообществе выдвинуть Константина Симонова. Публично озвучил эту мысль Евгений Евтушенко. У этой инициативы тут же нашлись сторонники в окружении Брежнева и прежде всего помощники генсека Александров-Агентов и Самотейкин. Но всё на корню зарубил Суслов. А почему? Он не забыл, кто в 1948–1949 годах спровоцировал Кремль на кампанию против космополитов. Это был как раз Симонов. Пользовавшийся благосклонностью самого Сталина, он решил подвинуть Фадеева и усесться в кресло генсека Союза советских писателей, сделав ставку на либеральное крыло в этой творческой организации. В ответ консолидировалось другое крыло Союза писателей и началась драчка. А дальше начались поиски и проклятия в адрес космополитов. Суслов считал Симонова повинным и в громких скандалах в 1956–1958 годах с Пастернаком. По его мнению, Симонов как редактор «Нового мира» мог всё уладить в нужном Кремлю духе с романом «Доктор Живаго» без участия ЦК, но писатель крепко подставил партверхушку. И теперь Суслов опасался, что Симонов, возглавив Союз писателей, вновь столкнет разные литературные группировки друг с другом. Поэтому он предпочёл первую роль в Союзе писателей после смерти Федина доверить бесцветному, но очень преданному ему Георгию Маркову, который уже давно работал в тандеме с партийным комиссаром по имени Юрий Верченко.

Суслову также небезразлично было, кто руководил «толстыми» журналами. Он никогда не имел принципиальных возражений ни против Твардовского в «Новом мире», ни против Бориса Полевого в «Юности», ни против Всеволода Кочетова в «Октябре». Ему не нужно было, чтобы все издания выглядели на одно лицо. По его мнению, каждый журнал имел право на свою редакционную политику и на формирование круга авторов. Поэтому где-то преобладала сельская тематика, где-то героика труда, где-то проблемы