«Ваш Рамзай». Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты». 1922–1930 годы. Книга 1 - Михаил Николаевич Алексеев

такую же фамилию. Стифа он, несомненно, знает». Однако, уже без призывов отправить Станислава во Владивосток. Тем не менее, «Джим» ограничил привлечение «Станислава» к агентурной работе и в конце 1929 г. Гогуль переброшен во Владивосток.

7-го мая 1929 г. «Джим» проинформировал Москву: «Поступил из полиции список 38 лиц, за коими следят с фото и характеристиками. Там есть Сян, Сузи и коммерсант. Расследую, кому Сян дал фото. Список шлю». Итак, в списки были уже известная «Сузи» (Никандрова), «Сян» (Лядов) и «коммерсант» (Лурье). Однако это не означало ещё, что их принадлежность к разведывательной деятельности в целом и к шанхайской резидентуре, в частности, была раскрыта.

4-го мая Джим запросил присылки помощников: «В связи с уходом Сузи и изоляцией Стифа, моя внутренняя связь нарушена, работа замедляется, сможете ли дать техработников из САСШ?».

7 мая в Шанхай поступило сообщение о направлении нового человека в резидентуру:

«В ближайшие дни высылаем к Вам связистку Бенет[238]. Имеет настоящие американские сапоги. Сможете использовать для внутренней и внешней связи. День отъезда и явку сообщим дополнительно».

11 мая Раиса Беннет («Джо») выехала из Москвы. Предусматривалось, что на «пару дней» она задержится в Харбине. «Остановится в „Модерн“ и будет обедать в ресторане этого отеля с 2 до 3 часов и ужинать с 7 до 8 часов на первый и второй день после прибытия». «Зайдите, свяжитесь. Она последует за Вами при выходе из ресторана», – давалось указание харбинскому резиденту. В Шанхае Беннет должна была остановиться в отеле «Plaza». Условия встречи по явке были следующие: «Спросить Рэй Бенет. Пароль: „Привет от Томаса“, она ответит: „Я слыхала, что он женился. Разговор по-английски“».

30 мая Гурвич доложил в Москву о прибытии Беннет в Шанхай. Ей была поручена шифровальная работа, она также занималась обработкой англо-американской прессы. Прикрытием Беннет являлось преподавание английского языка в открытой ею студии, где обучалось четыре ученика.

28 августа Гурвич сообщил в Центр, что женщина измучена местным климатом, больна, настаивает на работе вместе со своим мужем И. Е. Овадисом (Черновым[239]) здесь или по месту его назначения. В 20-х числах октября Джим запросил Москву не может ли она «дать хорошего востфаковца в масштабе Имре, смогущего быть после моим заместителем»? И сам же предложил Овадиса, мужа «Джо».

Но уже 12 ноября «Джим» писал в Центр: «… В первую очередь дайте заместителя Джо, врач запрещает ей здесь оставаться из-за непрекращающихся сердечных припадков. Она хороший работник, и мы можем её потерять. Предлагаю посылать сюда работников со здоровыми лёгкими и сердцем, а также обучать их радиоделу».

«А если муж поедет, она может остаться», – вопрошал В. Х. Таиров, начальник 2-го (агентурного) отдела. «В случае приезда сюда мужа, Джо останется, но летом на два месяца жары придётся уехать», – поступил ответ из Шанхая. Однако состояние здоровья Джо продолжало ухудшаться. «… У Джо добавление к сердечным припадкам обнаружен местный туберкулёзный процесс в правом лёгком, подтверждён рентгеном. Врачи определяют её пребывание здесь опасным при 4-х месячном дождевом периоде и последующей жаре. Ещё раз принуждён ставить вопрос об отзыве её, не высылая сюда её мужа», – писал из Шанхая «Джим» 21 декабря 1929 года. «Очевидно, нужно будет отзывать, пригодится в другом районе», – прокомментировал сложившуюся ситуацию Берзин.

20 июля 1929 года «Джима» проинформировали, что в его распоряжение через Владивосток направлен «Джон» – Альберт Фейерабенд: «…Это тот латыш, который прошлом году из Америки выехал к Людвигу. После 5-го августа он будет отеле Plaza фамилия Фейерабенд. Пароль: „Привет от Августа“, ответ: „Я на него сердит“. Присмотритесь к нему и используйте в одном из пунктов, предположительно, Кантоне». Спустя четыре дня пришло уточнение: «Полагаем, что Джону как американцу можно жить Кантоне и без особой крыши. Дрянная лавочка может его только скомпрометировать». 7 сентября «Джон» выехал в Кантон. Было решено сначала изучить обстановку, а потом принимать решение о «крыше» Фейерабенда. Однако «Джим» уже тогда высказал мнение, «что для нашей работы он мало подходит».

«Джон» вернулся из Кантона 4-го октября. Сообщил, что город на военном положении и переполнен войсками. «Основаться в Кантоне нельзя, можно в Гонконге, но обязательна крыша. Прошу ассигнования». – Доложил шанхайский резидент. «Прошу ответить, что в Гонконге нам нечего делать, надо в Кантоне. Требование крыши неосновательны. С таким паспортом можно жить сколько угодно». – Дал указание Таиров своему заместителю А. Я. Пессу.

«Если Джона не пошлём в Гонконг с крышей, то ставлю вопрос об его отзыве, он малограмотен, и здесь применить его не могу. Его нахождение без дела может его провалить», – ответил Гурвич.

2 августа в Шанхай из Америки прибыл японец «Жорж» – Кито Гинити (G. Kito) с указанием остановиться во всё той гостинице «Plaza» и прожить там до 7 августа. «Джиму» предписывалось дать японцу «задание найти интересующие нас военные связи в Корее и наладить работу». Одновременно предлагалось поручить Кито выяснить «возможность своего переезда в Японию для ведения нашей работы в будущем». Для вступления в контакт предлагался следующий пароль: «Японец скажет пришедшему к нему товарищу по-английски „Я привёз Вам привет от Мартенса“, на что последний ответит, что это его старый друг и знает его жену Мери».

Встреча состоялась, и вскоре японец убыл в Корею с намерением «там искать старые связи». Японец считал безопасным поехать в Японию, «когда понадобится». Ознакомившись с телеграммой, сообщавшей об убытии Кито в Корею, Берзин написал: «… 2) А кто дал указание послать японца в Корею?». 20 августа 1929 года Гурвич сообщил в Москву, что получил письмо японца Кито из Сеула, в котором тот просит 1200 американских долларов. «Как видно, для крыши, считает, что может осесть там», – высказал предположение «Джим». К этому прилагались «адрес и явка» в Сеуле.

Уже в начале сентября Центр сообщил «Джиму», что связать Кито с аппаратом Токио пока не может. «Джиму» предлагалось по-прежнему держать с ним связь и финансировать его работу. Выделение денег «для крыши» было сочтено «не целесообразным пока мы не увидим, насколько он подходит для нашей работы». И, наконец, говорилось, что нет надобности в том, чтобы он постоянно сидел в Корее. На сей раз, в отличие от первоначальных указаний, было высказано мнение, что Кито «может жить и в Шанхае и вести работу оттуда».

В октябре японец уже был в Шанхае. «Кито легализуется служащим в японской фирме, даёт мне сводки японской прессы. – Докладывал Гурвич 12 октября 1929 года. – Он способный парень, и ему надо дать возможность развернуться как на нашей работе, так и в местной японской колонии, что облегчит его работу на Корею».

В этой связи Таиров