Кирилл Кожурин - Протопоп Аввакум. Жизнь за веру

Что касается пресловутых «догматических споров» Аввакума с диаконом Феодором, то ещё такой авторитетный исследователь, досконально изучивший данный вопрос, как профессор А.К. Бороздин, писал: «Вполне восстановить картину этих споров представляется весьма затруднительным… Подлинных сочинений Аввакума нам неизвестно в целом их составе, и об их содержании мы можем судить или по показаниям Фёдора, или по сообщениям православных полемистов, или по тем выпискам, которые находятся в сборниках Императорской Публичной библиотеки и Черниговской духовной семинарии, выпискам, сделанным тоже с полемической целью обличить заблуждения Аввакума и его последователей».

Однако учёные уже давно разоблачили подложность так называемых догматических писем Аввакума. Профессор Н.Ю. Бубнов пишет: «Значительное число “ложных догматических писем Аввакума” появилось уже в 1680–1690-е годы, вскоре после огненной казни протопопа Аввакума и его соратников. Это произошло вследствие использования старообрядцами “дьяконовского согласия” пустозёрского старообрядческого архива, вывезенного вдовой попа Лазаря — Домницей — на Керженец. Туда же попали рукописи Аввакума и диакона Фёдора, посылавшиеся в Москву и другие города, в частности, хранившиеся у друга Аввакума Симеона (Сергия Крашенинникова). Из-за этих “Аввакумовых писем” в Керженских скитах в конце XVII — начале XVIII века разгорелись многолетние споры и распри. К сожалению, Пустозёрский архив не сохранился. Однако появление в старообрядческой письменности документов из этого архива сильно усложнило положение с авторством Аввакума и других пустозёрских писателей ряда приписываемых им сочинений. Трудность состоит в том, что многие из “Аввакумовых писем”, хотя и действительно полностью или частично принадлежат перу этого автора, писались им по частным поводам многочисленным корреспондентам и далеко не всегда предназначались для широкой огласки и распространения… Вызывают сомнение также некоторые аспекты богословской полемики, происходившей в Пустозёрске между протопопом Аввакумом и диаконом Фёдором Ивановым, следы которой сохранились в сочинениях этих авторов. Характерно, что большая часть этих сочинений дошла до нас лишь в поздних копиях, выписках и документах, восходящих также к Пустозёрскому архиву. На основании этих документов и материалов, попавших в Керженские скиты, местные книжники составляли многочисленные сборники и компиляции».

«Рассвирепела буря никониянская…»

После 1670 года новая волна гонений на сторонников древлего благочестия прокатилась по всему Русскому государству. 7 июля 1675 года отрубили голову юродивому Киприану «Нагому» за проповедь старой веры в селении Ижма Пустозёрского воеводства. «И прочих наших на Москве жарили и пекли, — пишет Аввакум. — На Москве старца Авраамия, духовнаго сына моего, Исаию Салтыкова в костре сожгли. Старца Иону казанца в Кольском рассекли на пятеро. На Колмогорах Ивана юродиваго сожгли. В Боровске Полиекта священника и с ним 14 человек сожгли. В Нижнем человека сожгли. В Казани 30 человек. В Киеве стрельца Илариона сожгли. А по Волге той живущих во градех, и в селех, и в деревеньках тысяща тысящими положено под меч нехотящих принять печати антихристовы. А иные ревнители закона суть, уразумевше лесть отступления, да не погибнут зле духом своим, собирающеся во дворы с женами и детьми, и сожигахуся огнем своею волею». Наконец дошла очередь и до духовной дочери Аввакума, его любимой ученицы и собеседницы — боярыни Морозовой.

Благодаря заступничеству царицы Марии Ильиничны, весьма благоволившей своей родственнице, боярыню долгое время не решались трогать. По указу от 1 октября 1666 года ей даже были возвращены отнятые у неё ранее вотчины. Но, получив возвращённое имение, боярыня с ещё большим рвением принимается за дела благотворительности и благочестия. Под влиянием монашеских настроений Морозова начинает ещё больше удаляться от светской жизни, от всего земного. Молодая боярыня ведёт крайне аскетический образ жизни: отказывается от всяких удовольствий, соблюдая строгий пост, под одеждой носит власяницу. Вместе с тем она не устаёт обличать своих родных и близких, принявших новую веру.

После смерти в 1669 году царицы Марии Ильиничны Морозова лишилась своей главной защитницы и покровительницы. Царь Алексей Михайлович призвал боярыню к себе и попытался склонить её к новой вере. Однако она осталась непреклонна: «Вашему царскому величеству всегда покорны бехом, и есмы, и будем: от прародителей бо сему наказахомся, и от апостола учимся Бога боятися и царя почитати. К новинам же Никона патриарха пристати никогда же дерзнем, ибо от благочестивых родителей рождени во благочестии воспитахомся, измлада священных навыкохом писмен, от пелен Божиим научихомся законом; не отвержемся оных, ими же добре обучихомся».

Родственники Морозовой, близкие ко двору, также пытались всеми способами воздействовать на неё, не гнушаясь откровенным шантажом. «Ох, сестрица-голубушка, — говорила ей троюродная сестра Анна Михайловна Ртищева, страстная поклонница патриарха Никона, — смутили тебя старицы и о сыне не радишь. Одно у тебя чадо и кто не подивится красоте его. Ох, сестрица, многия скорби примешь, и сына твоего нищим сделаешь». «Ивана я люблю, — возражала на это Морозова, — и молю о нем Бога безпрестанно. Но Христа люблю более сына… Знайте, если вы умышляете сыном меня отвлекать от Христова пути, прямо вам скажу: выводите сына моего на лобное место, отдайте его на растерзание псам, — не помыслю отступить от благочестия, хотя бы и видела красоту, псами растерзанную».

Нашёптывал и троюродный брат Ф.М. Ртищев («шиш антихристов», по словам Аввакума): «Сестрица, потешь царя-тово и перекрестися тремя перстами, а втайне, как хочешь, так и твори. И тогда отдаст царь холопей и вотчины твоя».

Феодосия всё чаще стала задумываться об иноческом постриге. Припадая к матери Мелании, она со слезами умоляла её благословить на этот подвиг. Но мудрая Мелания не спешила. Она прекрасно понимала, что при высоком положении боярыни такое событие не удастся утаить в доме и что рано или поздно весть об этом дойдёт до самого царя. При этом пострадают и те, кто совершил постриг, и те, кто вообще был близок к боярыне. С другой стороны, в брачную пору входил сын Морозовой Иван, и необходимо было сначала его женить и передать управление имением в его руки. Заниматься же устройством свадьбы — дело отнюдь не иноческое.

Но боярыня неотступно умоляла об иноческом постриге, и тогда мать Мелания, видя её горячую веру и великое усердие в делах благочестия, уступила. В 1670 году в Москву прибыл один из влиятельнейших вождей староверия игумен Досифей. Некоторое время он жил в Куржецкой пустыни в Поморье, затем был игуменом Никольского Беседного монастыря близ Тихвина, а после Собора 1666–1667 годов был вынужден скрываться от преследований на Дону. Он-το и совершил тайный постриг Морозовой в конце 1670 года. При постриге Феодосия Прокопьевна получила имя инокини Феодоры. Теперь она начала предаваться ещё большим подвигам благочестия: более строгим стал пост, увеличилась продолжительность келейной молитвы, всё чаще она стала прибегать к исихастской практике священнобезмолвия.