Аркадий Белинков - Юрий Тынянов

* "Александр Сергеевич Пушкин. (Материалы для его биографии). 1817-1825". "Русская старина", 1887, т. 53, стр. 241.

** Там же.

Вольность расширяет роман. Стремительное развитие темы начинается с эпиграмм, "Вольности", портрета Лувеля и "страстного желания независимости". Поэта высылают из Петербурга, о котором через восемь лет он скажет, что в нем "дух неволи". Тынянов заканчивает третью часть романа словами о свободе:

"И теперь он, Пушкин, был выслан сюда, чтобы здесь, именно здесь, быть свидетелем жажды свободы..."

"Жажда свободы" связывается со стихами: "...быть свидетелем жажды свободы, заставлявшей людей, скованных вместе, плыть со скоростью бешеной вперед!"

Это уже тема и сюжет поэмы. Вольность и поэзия соединились. Его высылают из Петербурга, и страна распахивается перед ним. Роман обрывается, как берег моря. Он начинается в маленькой тесной комнате и кончается морем, Эвксинским Понтом, свободной стихией.

Движение в романе центробежное: от семьи к истории. Эта центробежная композиция движения противоположна центростремительному движению "Смерти Вазир-Мухтара". Тынянов на протяжении всего романа сужает мир Грибоедова, он выгоняет его из Петербурга, из России, в Персию, загоняет своего героя в щель, где его убивают.

В "Пушкине" господствует стремление к широкому пространству, к выходу, к освобождению. Боязни пространства, агорафобии, которой страдают герои "Вазир-Мухтара", в нем нет.

В связи с особенностями композиции последнего романа возникает вопрос, который исследователям творчества писателя казался уже решенным. Речь идет о композиционных связях трех романов.

В критической литературе о Тынянове неоднократно упоминалось, что его романы - трилогия. Часто это упоминание связывается с мнением самого автора.

Начиная статью о "Пушкине", Б. Костелянец прямо ссылается на Тынянова: "Пушкин", по замыслу Тынянова, - говорит критик, - должен был стать завершающей частью трилогии, посвященной Кюхельбекеру, Грибоедову, Пушкину"*. Ближайший друг Тынянова В. А. Каверин пишет: "Начиная "Пушкина", он думал, что этой книгой будет закончена трилогия - Кюхельбекер, Грибоедов, Пушкин"**. Другие авторы на Тынянова не ссылаются, и есть весьма веские основания полагать, что мнение о трилогии их собственное. Исследователь советского исторического романа С. М. Петров говорит: "Глубокий и тонкий знаток биографии и творчества великого русского поэта, Тынянов смело берется за роман о Пушкине, явившийся как бы завершением трилогии"***.

* Ю. Н. Т ы н я н о в. Избранные произведения. М., Государственное издательство художественной литературы. 1956, стр. 783. Эта фраза повторена в издании 1959 года (Ю. Тынянов. Сочинения в трех томах, т. 3, стр. 557).

** В. А. К а в е р и н. Художник и история. "Литературная газета", 13 августа 1959 года, № 100 (4066).

*** С. М. П е т р о в. Советский исторический роман. М., "Советский писатель", 1958, стр. 209.

Почему три романа обязательно должны были стать трилогией, не говорится. Может быть, потому, что они написаны о трех поэтах? В каждом романе по поэту?

Мнение это неверно. А если в некоторой степени и верно, то лишь для самого Тынянова, а не для исследователей.

Весьма возможно, что Тынянов в какой-то момент (вероятно, после "Кюхли") начал задумываться о связях написанного и предполагаемых романов; можно допустить, что он даже говорил об этом (за чаем). Писатель мог думать, что три романа станут трилогией, потому что видел третий роман законченным. Но третий роман закончен не был, а написанные части серьезных оснований считать их завершением цикла не дают, и критики (и дилетанты) лишь повторяют слова Тынянова или друг друга, не задумываясь над тем, что это и фактически и методологически неверно и что ошибка связывает вещи, которые не связываются. Все это из любви к "порядку", подчас призрачному и надуманному. В творчестве Тынянова-романиста этого порядка нет. Взаимоотношения его романов значительно более сложны, чем кажется иногда исследователям и, может быть, казалось самому автору. Три романа Тынянова не трилогия, а дилогия и еще один роман. Связаны между собой только "Кюхля" и "Смерть Вазир-Мухтара". "Пушкин" стоит отдельно и непосредственного отношения к ним не имеет. Основания для объединения романов в трилогию чисто внешние и за пределы общности героев и времени не выходят. (Под временем, очевидно, имеется в виду "эпоха" вообще, что-то вроде "эпохи расцвета абсолютизма" или что-нибудь подобное.) Даже профессиональная общность героев призрачна. Три книги Тынянова - это книги о двух поэтах и одном Вазир-Мухтаре. Грибоедов демонстративно взят не как писатель, а как чиновник, и смысл "Смерти Вазир-Мухтара" именно в том, что это книга о гнете роковой власти, которая превращает поэтов в лжецов, льстецов и чиновников, которая убивает поэтов. Самой главной связи - единства идей - в романах нет. Это вызвано разным отношением автора к материалу, и следствием этого оказалось отсутствие стилистического единства. Единство идей было подменено схожестью материала. Люди в первых двух и третьем романах разные, взаимоотношения их различны, и различно отношение к ним автора. То, что говорит автор "Пушкина", не всегда то же, что говорит автор "Кюхли" и "Смерти Вазир-Мухтара", и непохожесть связана не с развитием тенденций первых романов, а является чем-то вступающим в противоречие с ними. Это случилось потому, что между "Кюхлей" и "Пушкиным" десять лет, и за эти годы произошли важные исторические события, было много пережито, много написано и многое понято иначе.

Я никогда не начал бы столь академического, почтенного и даже так называемого "диссертабельного" диспута на тему "трилогия - дилогия", если бы, кроме академических, почтенных и "диссертабельных" причин, у меня не было других.

Несомненно, "Пушкин" связан с предшествующими книгами Тынянова, но не больше, чем обычно одни книги связаны с другими у одного автора. Три романа, может быть, и были задуманы как трилогия, но трилогия не вышла потому, что в трех романах отсутствует главное, что превращает отдельные произведения в цикл: внутреннее единство частей, сквозной внутренний образ, одна идея и общее намерение. В трех романах не одна, а две идеи. Первая "Кюхли" и разными путями - то по сходству, то по контрасту - связанная с нею идея "Вазир-Мухтара", вторая - "Пушкина".

Слова "внутреннее единство" и "внутренний образ" приходится оговаривать специально и предупреждать, что никакого провиденциального смысла в них не вкладывается, а имеются в виду совершенно конкретные и совершенно простые вещи: под внутренним единством и внутренним образом подразумевается общий нескольким произведениям тематический мотив.