Красные листья. Восточный альманах. Выпуск восьмой - Нгуен Динь Тхи

— Дяденька, к вам домой вчера вечером какие-то двое приходили, вас спрашивали, все углы обшарили. Они у вас дома сейчас, дожидаются, когда вы придете. Вы к себе не ходите. Отец велел вас предупредить и к нам привести.

— Отец дома?

— Дома…

— Тогда мы пойдем вон по той улице.

Никем не замеченные, мы прошли мимо плохо освещенной лавочки в темный узенький переулок. Теперь бы благополучно добраться до соседского дома, и считай — половина опасности позади. Надежный был дом. На углу нашей улицы я остановился.

— Вот что, — сказал я Юсуфу. — Ты иди вперед. Если встретишь кого-нибудь подозрительного, остановись, я тоже остановлюсь, если повернешься, я побегу.

— Не бойтесь, дяденька! — с недетским бесстрашием ответил Юсуф и пошел вперед. Он прошел шагов двадцать, а я настороженно следил за ним из-за угла. По улице в желтом свете фонарей спешили по своим делам прохожие. Юсуф остановился, сделал мне знак рукой, мол, иди. Возле моего дома (он был всего в нескольких метрах от меня) я не заметил ничего подозрительного и двинулся дальше.

Войдя к себе, Юсуф оставил дверь приоткрытой. Я остановился, посмотрел на окна в комнате моей матери. Какой-то печальный свет лился из них. И меня охватила грусть. Родной дом показался мне заброшенным, опустевшим.

Я тихонько толкнул дверь и, войдя, быстро бесшумно закрыл ее за собой. В комнате горела тусклая лампочка. Свечей двадцать пять, не больше. Юсуф не мигая глядел на меня. Глаза его блестели от возбуждения. Немного погодя я заметил его отца за столом. Он курил, и дым от сигареты на какое-то мгновение скрыл его от меня.

— Садитесь, пожалуйста. — Он встал, предлагая мне стул. — Если они не заметили, как вы вошли, вам нечего больше бояться.

Я сел и вдруг почувствовал страшную усталость.

Отец Юсуфа служил официантом в кафе. Нельзя сказать, что я хорошо его знал. Лет семь или восемь мы были соседями. Встретимся, бывало, на улице, обменяемся несколькими словами.

Спрошу его, как учится Юсуф, он посоветуется со мной о каком-нибудь деле. Вот и все. Во всяком случае, я внушал ему уважение.

Он предложил мне сигарету, поднес зажигалку Я жадно затянулся и подумал: до чего же это приятно — спокойно покурить.

Наконец Нури (так звали отца Юсуфа) нарушил молчание.

— Почему эти бандиты охотятся за вами?

— По правде говоря, я сам не знаю. Им, видно, не нравится то, что я пишу.

— Вы можете здесь оставаться сколько вам нужно. Там, наверху, стоит диван, есть подушка, одеяло. Что еще нужно летом?

— Большое спасибо. День-другой проведу у вас, а там видно будет.

— Я сейчас пойду на работу, а вы оставайтесь с Юсуфом. Захочется спать, ложитесь. Всего доброго. — Нури набросил пиджак и ушел, прикрыв поплотнее дверь.

Юсуф сидел в углу на низенькой скамеечке. Стоило мне взглянуть на него, и я понял, что он давно наблюдает за мной. Обычно разговорчивый, парнишка сейчас словно воды в рот набрал. Я потрепал его по голове и сказал:

— Иди делай уроки, Юсуф. Чего-нибудь не поймешь — скажи мне, а я пока поднимусь наверх, полежу.

Дом у Нури был совсем маленький. Жена его несколько лет назад умерла. И у Нури теперь была одна забота — поставить на ноги Юсуфа, дать ему образование. Сколько раз по утрам я видел, как Нури, поливая цветы, следит из окна за Юсуфом, который по дороге в школу переходит улицу.

Я развязал галстук, расстегнул рубашку и, вытянувшись на диване, прикрылся пиджаком. Окно, выходящее в сад, было открыто, и сквозь ветви можно было наблюдать звездное небо. Спать расхотелось, и я оказался один на один со своими мыслями. Я так задумался, что даже не заметил, как Юсуф очутился возле меня.

— Те двое уже ушли от вас, — сказал он, наклонившись ко мне. — Я вначале услышал их шаги. После глянул в окно, смотрю — уходят.

— Спасибо тебе, Юсуф. А теперь ложись спать, завтра в школу.

Беспокойство не покидало Юсуфа.

— Завтра, наверное, опять придут, — сказал он.

— Кто знает, — ответил я, — может, и придут. Ну, ты иди, спи.

Юсуф ушел, а для меня началась бессонная ночь, долгая и тоскливо-однообразная, как береговая линия в штиль. Не знаю, во сколько вернулся Нури. Он тихо разделся и лег. Немного погодя я услышал его ровное дыхание, он уже спал. Где-то далеко пропели первые петухи. Наконец и я забылся сном.

Меня разбудил ветер. Он трепал занавески на окнах. В глазах был песок. Я слышал, как Юсуф на цыпочках спускается по лестнице. Потом глаза у меня стали слипаться, и я снова задремал.

Такое пробуждение бывает у человека, испытавшего сильную муку. Во рту горечь, язык не ворочается. Хочется спать, а уснуть не можешь. Сильный, свежий ветер треплет занавески, шуршит листвой. А тебе даже шевелиться не хочется. Но вот потягиваешься, встаешь.

Я посмотрел на часы, лежавшие под подушкой, — около одиннадцати. Хорошо бы сейчас выпить горячего чаю.

Время близилось к полудню. Нури все еще спал. Скоро вернется из школы Юсуф. Я ждал его, приникнув глазом к отверстию в двери. Июльское солнце жгло мостовую. Вот прошла, весело перекликаясь, стайка ребят. Наконец показался и Юсуф.

— Как дела, Юсуф? — окликнул я мальчика, едва он появился в дверях.

— Спасибо, хорошо. А знаете, дяденька, тот тип с темным мехом сидит в кофейне, что на углу.

— Ничего не поделаешь, — ответил я, — у него служба такая.

Пока мы с Юсуфом разговаривали, проснулся Нури, приготовил завтрак и своим тихим голосом позвал нас к столу.

Я вдруг почувствовал себя пленником, запертым в темнице. Посмотрел Юсуфу в глаза, стараясь найти в них подтверждение своим мыслям. Кусок не шел в горло. Во время завтрака мы не проронили ни звука.

К концу третьего дня моего вынужденного заточения я почувствовал смертельную скуку. На улице не было ни души, ни звука не долетало оттуда. По потолку полз паук, торопясь по своим делам, большая зеленая муха, жужжа, металась по комнате в поисках окна. Возле входной двери раздались чьи-то шаги. Я прислушался. Юсуф наверху делал уроки. Нури гладил рубашку, и время от времени до меня доносился запах высыхающей под утюгом влажной ткани.

Снова раздались шаги у двери… Кто-то постучал. Нури поспешно открыл дверь.

— Кто кинул горшок? Чуть плечо мне не сломал. А если бы в голову?! — послышался незнакомый голос.

— Ошибаетесь, господин, его никто не бросал, он мог упасть и от ветра. Не сердитесь, это не нарочно. Выпейте воды и успокойтесь, вы, видать,