Джером Джером - Наброски для повести

Наконец он все-таки очутился у наших ног на ковре. Мы начали ласково убеждать собаку возвратить золотую монету и предлагали взамен ее такой же величины серебряную. Но собака ни за что не соглашалась на этот невыгодный для нее обмен.

— Ну, Холлис, видно, вам придется проститься с вашим полусовереном! — сказал Гедбет, смеясь.

Все остальные, за исключением самого Холлиса, тоже находили эту выходку собаки очень забавной. Но Холлис не желал пожертвовать такой сравнительно крупной суммой и решил во что бы ни стало отнять у собаки свою золотую монету. Он схватил терьера одной рукой за шиворот, а другой старался вырвать у него из пасти монету. Собака всячески сопротивлялась. Наконец, чувствуя, что удержать у себя монету не удастся, песик проглотил ее. Но монета была слишком велика и застряла у него в горле. Собака с вытаращенными глазами и хриплым воем стала кататься по ковру.

Это сильно встревожило нас. Нам было очень жаль животное. Мы вовсе не желали собаке зла, да и вообще были не из тех, которые могут хладнокровно смотреть на страдания живого существа. Холлис схватил длинные каминные щипцы и старался вытащить ими застрявшую в горле терьера монету, а остальные трое держали собаку, ласково уговаривая ее.

Но бедное животное, очевидно, не понимало наших добрых намерений. Оно воображало, что мы хотим отнять у него то, что оно, по его мнению, добросовестно заслужило, и мужественно отстаивало свою собственность до последней минуты. Благодаря усиленным движениям несчастного пса монета проникла еще глубже в его горло, так что не было никакой возможности извлечь ее оттуда, и наш злосчастный терьер в страшных мучениях пал жертвой своей алчности, как гибнет множество людей по той же проклятой причине…

Кстати, насчет золота. Я видел однажды сон, оставивший во мне глубокое впечатление. Мне снилось, будто я с одним добрым, очень дорогим мне другом живу в старинном и странном доме и что, кроме нас двоих, в этом доме больше никого не было. Я будто бы ходил один по дому и вдруг заметил потайную дверь. Отворив ее, я очутился в обширном помещении, сплошь уставленном большими, окованными железом сундуками. Я поднял тяжелые крышки этих сундуков и увидел, что все сундуки наполнены золотом.

Увидев это, я потихоньку прокрался назад, затворил плотно дверь и вновь прикрыл ее обоями, под которыми она скрывалась. После этого я поспешно побежал по длинному, мрачному коридору, то и дело в ужасе оглядываясь назад.

На одном из поворотов я встретился со своим другом, которого так сильно любил раньше, но в тот момент возненавидел его. Я весь день оставался с ним или украдкой ходил за ним по пятам, не упуская его ни на минуту из вида: я боялся, как бы и он не проник в кладовую с золотом.

В одну ночь я никак не мог сразу заснуть и, приподнявшись на своей постели, заметил, что постель моего друга пуста. Мы спали с ним в одной комнате. Я бросился в знакомый мне мрачный коридор и увидел, что обои, под которыми находилась потайная дверь, откинуты, самая дверь отворена, а мой друг стоит на коленях пред одним из открытых сундуков и пристально смотрит на золото, которое так и переливается в лучах откуда-то падающего яркого света.

Друг находился ко мне спиной, и я шаг за шагом осторожно подкрадываюсь к нему. В руке у меня большой нож с крепким кривым лезвием вроде турецкого ятагана. Я бросаюсь с ним на своего друга и убиваю его.

Тело его опрокидывается навзничь и стукается о дверь, которая с шумом захлопывается. Я стараюсь открыть ее, но не могу. Я ломаю себе ногти и пальцы об ее железную обшивку, громко кричу, а мертвец скалит на меня зубы. Я умираю от голода и с ожесточением грызу окованные железными полосами дубовые доски одного из сундуков.

Потом вдруг я просыпаюсь весь в холодном поту и чувствую в самом деле голод. Тут я припоминаю, что вечером, по случаю головной боли, не мог ужинать и лег с пустым желудком. Я встаю и закусываю, после чего крепко засыпаю.

Утверждают, что сны являются мгновенными скоплениями мысли вокруг той причины, которая должна нас разбудить, и в доказательство этого наука приводит целый ряд неопровержимых фактов.

Другой сон, который также довольно часто снится мне, состоит в том, что будто бы я иду по очень широкой и длинной улице. Улица эта очень шумная и своеобразная. Вся она загромождена конюшнями и тележками, возле которых толпятся грязные, плохо одетые люди и что-то кричат во всю глотку. Вся улица по обеим сторонам окаймлена девственным тропическим лесом.

Со мною кто-то идет, но я не вижу своего спутника, а только чувствую его возле себя. Мы забираемся в лес, с трудом прокладывая себе путь сквозь густую сеть нависающих со всех сторон и перепутанных во всех направлениях ползучих растений вроде дикого виноградника. Кое-где между огромными стволами деревьев мелькают просветы на шумную улицу.

В конце лесной дороги я достигаю поворота. Здесь на меня вдруг нападает какой-то беспричинный страх. Дорога ведет к дому, в котором я жил еще ребенком, и мне представляется, что меня там ожидает что-то страшное.

Я круто повертываю назад. Мимо меня проходит омнибус. Я бросаюсь вдогонку за ним. Но лошади вдруг превращаются в крылатые скелеты и быстро уносятся от меня. Мои ноги точно наливаются свинцом и не повинуются мне. В это время мой незримый спутник схватывает меня за руку и с силой оттаскивает назад.

Он увлекает меня по дороге к дому и вводит туда. Дверь за мною с шумом затворяется, и я слышу, как по нежилым комнатам стонут какие-то отголоски. Я узнаю эти комнаты; это те самые, в которых я когда-то играл, смеялся и плакал. В них ничего не изменилось. Та же мебель находится на своих местах. Вязанье моей матери по-прежнему лежит на ее рабочем столике, откуда кошка обыкновенно стаскивала его на пол, чтобы поиграть клубком.

Я подымаюсь наверх, в свою комнатку. В одном углу находится моя детская кроватка, а по полу рассыпаны кубики, которыми я играл. Я ведь был довольно неаккуратным ребенком и часто забывал убирать свои игрушки.

Пока я с любопытством и страхом рассматриваю все это, в комнату вдруг входит сгорбленный, высохший, беловолосый старик. Он держит над своей головой ярко горящую лампу и пристально смотрит на меня, а я, в свою очередь, смотрю на него и, к своему удивлению и страху, узнаю в нем самого себя. Потом входит другой человек, помоложе; и это также я. Вслед за тем начинают входить еще люди. Мало-помалу вся эта комнатка, прилегающая к ней лестница и весь дом наполняются людьми. Одни из них молоды и красивы и приветливо улыбаются мне, другие — стары и безобразны и насмешливо подмигивают мне. И каждое лицо у всех этих людей — мое собственное, хотя и не похоже одно на другое.