Иван Бларамберг - Воспоминания

Свое пребывание в Тифлисе я использовал для выполнения поручения. Я прилежно занимался в архивах штаба и канцелярии Главного управления, снимал копии со всех документов, касавшихся туркменских племен и восточного побережья Каспийского моря. Я сделал также копии плана местности, снятого моим предшественником полковником Н. Муравьевым на упомянутом побережье, в районе Балханской бухты, в 1820–1821 гг.

Много прекрасных часов провел я в Тифлисе и его окрестностях во время девятинедельного пребывания там. Тогда в столице Грузии было много образованных молодых людей из лучших семей: Чекалов, Шувалов, Ревуцкий, граф Опперман, Потоцкий и другие, имена которых я забыл. Многие погибли на войне, еще больше унес дурной климат. Еще во время моего пребывания там одно из кладбищ города называлось «кладбищем коллежских асессоров» (чинов 8-го класса). Так как в первое десятилетие после присоединения Грузинского царства здесь ощущался недостаток в гражданских служащих, правительство посылало в Тифлис и Грузию молодых чиновников с повышением в звании, и, поскольку тогда трудно было повыситься в звании без экзаменов и перейти из 9-го в 8-й класс, многие чиновники 9-го класса сами просили направить их в Грузию, чтобы добиться звания 8-го класса. Многие из них погибли здесь от климата, а также от лихорадки и других болезней. Вот почему вышеуказанное кладбище и получило столь странное название.

В начале весны, 10 марта, я покинул своих дорогих знакомых и друзей, чтобы проехать из Тифлиса через Елизаветполь и Шемаху в Баку. Так как я еще в 1831 г. проезжал по этой дороге, достаточно сказать, что ныне (в 1836 г.) на почтовых станциях начали воздвигать для проезжающих новые каменные здания, что наряду с улучшением дорог и мостов было большим прогрессом.

Из Елизаветполя, сделав крюк, я заехал в немецкую колонию Еленендорф к пастору Хохенакеру, известному ботанику, который был женат на грузинке и имел очаровательную приемную дочь Паулину. Здесь я приятно провел день среди образованных немецких миссионеров, которые, правда, еще не обратили ни одного мусульманина в христианскую веру. Еленендорф, несмотря на опустошение персами в 1826 г. (здесь они творили насилия над женщинами и девушками), теперь, в 1836 г., вновь стал прекрасной, цветущей колонией, в которой проживает 550 душ.

14 марта я пересек Куру на отвратительном пароме, сделанном из трех стволов деревьев. Позже мне попался навстречу караван верблюдов, который вез в Тифлис ежегодную дань серебра из провинций Баку и Куба.

18 марта я прибыл в Баку. Здесь я пробыл несколько дней и провел много часов на плоской крыше моего жилища. Отсюда я любовался прекрасным видом на город, окрестности и море. Я познакомился с горного корпуса майором Н. Воскобойниковым, осуществлявшим надзор за многочисленными нефтяными скважинами и резервуарами, устройство которых он мне подробно объяснил и показал. Правительство получает от них большую прибыль, поскольку вся страна пользуется нефтью, например для освещения, для смазки и для покрытия плоских земляных крыш, которые надежно защищались таким образом от дождя и сырости.

22 марта я отправился на транспортном судне «Эмба» на остров Сари у Ленкорани, где тогда была база русской флотилии на Каспийском море, и представился шефу, адмиралу Басаргину, который совершил много путешествий по этому краю, а также составил карты и описание побережья. Он жил отшельником на этом жалком острове. Позднее база Сари была ликвидирована, и от просторных зданий и складов теперь остались лишь несколько руин и большое кладбище, где похоронено много матросов, умерших от нездорового климата.

24 марта я отплыл с острова Сари на плоскодонном киржиме (баркас) со своим багажом и верным слугой и через два часа прибыл в Ленкорань. Мои прежние спутники поручик Фелькнер и доктор Заблоцкий, находившиеся здесь уже 14 дней, издали увидали мой плывущий на веслах киржим и прибежали на берег, чтобы встретить и отвести меня с триумфом в уже приготовленную квартиру, где, к моему великому удивлению, я встретил одного своего бывшего товарища по Кавказской войне — инженер-капитана Н. Горбачевского. Он руководил здесь строительством крепости и был главным лицом в этом местечке после коменданта полковника Луценко. Нам было что рассказать друг другу! Фелькнер и Заблоцкий приехали сюда через Дагестан, а я — через Тифлис. Горбачевский сообщил мне много интересных подробностей об этой стране, ее удивительных равнинах, горах и лесах, которые я твердо решил исходить.

После обеда я отправился осматривать крепость и город, Ленкоранский рейд совсем открытый, и при сильном ветре с севера и юга волны прибоя настолько сильны, что едва ли какое судно может удержаться на якоре и не быть выброшенным на берег. Когда море успокаивалось, можно было видеть, как в песке и на склонах морского берега наполовину обнажались кости русских воинов, погибших во время штурма Ленкорани в 1812 г. 25 лет назад это кладбище находилось далеко от морского берега, но постепенно волны размыли его. Прогуливаясь вдоль крепостных валов, я увидел двух солдат, развешивающих свежую тигровую шкуру не —, обыкновенной красоты и величины. Я спросил их, кому принадлежит шкура, когда и где зверь был убит, и узнал от них, что персидские крестьяне, устроившие засаду на высоких деревьях, застрелили вчера тигрицу и что шкуру, которую они теперь выделывают, они преподнесли в подарок коменданту. Кроме того, солдаты рассказали мне, что в этой стране довольно много тигров и особенно пантер, пищей для которых служат дикие кабаны; последние во множестве обитают в окрестных камышах, и комендант каждую осень охотится на них.

На следующий день я нанес визит коменданту, который пригласил меня к столу и предложил ежедневно бывать у него и считать его дом своим. Он подарил мне тигровую шкуру, которую я позднее (преподнес моему начальнику, генералу фон Шуберту, в память о путешествии. Полковник Луценко угостил меня вином собственного приготовления. Оно было красивого, розового цвета, немного терпкое поначалу и крепкое. Полковник рассказал мне, что с одной виноградной лозы он получил целую сорокаведерную бочку вина (семь прусских ведер, или около 5 гектолитров). Эта лоза обвивала до самой кроны большое ореховое дерево и свисала над землей. Сначала мне это показалось невозможным или, скорее, невероятным, но позже, когда я собственными глазами увидел буйную растительность в этой чудесной стране, я поверил вышеупомянутому заверению.

Далее он сообщил мне, что ежегодно в октябре отправляет 6-10 егерей своего батальона в сопровождении стольких же командиров, с небольшим прикрытием, охотиться в окрестностях на диких кабанов. Через 8-10 дней они возвращаются со 150–180 убитыми кабанами; мясо в засоленном или свежем виде готовят на зиму для солдат, а 600 окороков, которые коптятся в это время года, полковник отсылает позднее в Астрахань на продажу; выручка используется на различные нужды батальона. Эта прекрасная страна была вообще раем для охотников: косули, дикие кабаны, фазаны, а осенью здесь столько всевозможных перелетных птиц, что жители убивают диких гусей иногда даже палками. В море среди других рыб в большом количестве водится очень приятный на вкус кутум (вид судака). Когда я не бывал приглашен в гости, одной такой рыбы хватало на обед мне и моему слуге, причем из одной половины готовили вкусный жирный рыбный суп (уху), другую жарили; весь обед стоил мне 3–5 копеек серебром.