Эрих Манштейн - Из жизни солдата

Как было отмечено выше, полная изоляция рейхсвера от политики, лишение военных активного и пассивного избирательного права, запрет на участие в каких бы то ни было формах в политической деятельности вызвали некоторое обособление армии от народа и государства. Полагаю, что на фоне недавнего поражения в мировой войне, в условиях послевоенной разрухи и обусловленной этим политической смуты другого решения не существовало. В тогдашней обстановке пустить политику в казармы значило вызвать полное разложение армии и в конечном счете ее исчезновение как реальной военной силы.

В заключение хотелось бы привести слова генерал-полковника фон Секта, произнесенные им в его выступлении перед немецкими офицерами в марте 1919 года. В них, как в капле воды, отражаются мысли и чувства, владевшие личным составом рейхсвера в то трудное время:

«Высокая ответственность за свои действия, которая всегда отличала офицеров во все времена, в дни мира и в дни войны, как никогда раньше требуется от вас в это тревожное, поистине переломное время. Такую ответственность способны проявлять только те, у кого она основана на прочном чувстве долга. Исполнять свой долг — значит действовать во имя общего блага. От вас потребуются жертвы, но жертвовать придется не убеждениями, а правом их отстаивать, правом свободного волеизъявления. Ваши надежды и чаяния должны быть ограничены рамками функционирования и процветания государства, которому вы служите. Время предъявляет необычайно высокие требования к вашей организованности и дисциплине...

Никто не может требовать от офицера, чтобы он отказался от своих убеждений. Наоборот, именно отсутствие убеждений заставляет с подозрением относиться к этому человеку, а политические противники таких людей просто презирают...

Вопрос не в том, нравится нам новый государственный строй или нет, потому что на карту поставлено существование самого государства. Ему угрожают многочисленные враги, как извне, так и изнутри...

Мы должны быть готовы к тому, что нас будут подозревать в неискренности нашей позиции, ибо не все способны понять, как могут такие разные люди добросовестно делать общее дело...

Все личное в нас должно отойти на задний план перед лицом навязанной нам борьбы с врагом, наши личные мнения должны уступить место объединяющей всех нас идее спасения нашей родины от гибели...»

В конце сентября 1929 года началась моя служба в имперском военном министерстве. Я возглавил 1-е отделение отдела управления сухопутными войсками (Т1) войскового управления. В задачу отделения входила разработка всех вопросов управления сухопутными войсками и их боевого применения на случай возникновения внешней или внутренней угрозы безопасности рейха. Мы также занимались подготовкой крупномасштабных войсковых учений и командно-штабных тренировок, предназначенных для совершенствования оперативно-тактической подготовки командиров среднего звена и офицеров Генерального штаба.

Моим непосредственным начальником был полковник Гейер, человек необычайно острого ума. Он обладал редким даром быстро и безошибочно подмечать недостатки и слабые места планов и предложений, которые представлялись ему на подпись. Довольно скоро он предоставил мне почти полную свободу действий на порученном мне участке работы и не вмешивался в разработку войсковых учений и командно-штабных тренировок. Гейер и я сходились во мнении о том, что деятельность отдела управления не может ограничиваться теоретической разработкой различных оперативных планов. Не дожидаясь начала военных действий, он должен анализировать предполагаемое их развитие и вырабатывать соответствующие рекомендации. Относительная слабость наших вооруженных сил, обусловленная ограничениями, наложенными на Германию державами- победительницами, обязывала нас с удвоенной энергией работать над тем, чтобы обеспечить хотя бы минимальный уровень обороноспособности страны.

Именно эта работа и составляла основное содержание моей деятельности в отделе управления сухопутными войсками. Нам, в частности, приходилось заниматься вопросами инженерного оборудования территории страны на случай войны в узких рамках, определенных для нас военными положениями Версальского договора. Кроме того, мы вырабатывали предложения по разработке новых видов вооружения, среди которых особое внимание уделялось бронетанковой технике и средствам моторизации войск.

Армия должны была быть построена в соответствии с представлениями тех, кому предстояло в дальнейшем вести ее в бой. Полковник Гейер проявлял большую настойчивость в отстаивании данной точки зрения, что, естественно, не способствовало поддержанию дружеских отношений между ним и начальниками других отделов войскового управления, как, впрочем, и с другими управлениями военного министерства, также отвечавшими за организационные вопросы.

Начальником войскового управления, а значит и моим прямым начальником, в то время был генерал Адам. Он был тогда единственным выходцем из Баварии, приглашенным на высокую должность в Генеральном штабе. Он отличался необычайно широким кругозором, решительностью и четкостью в постановке задач. Разработка оперативных вопросов была поистине его призванием. Он с пренебрежением относился к проявлениям шаблона и схематизма в работе и часто поражал подчиненных своими неожиданными и, как правило, удачными идеями. Ко мне лично генерал Адам относился весьма благосклонно и с полным доверием. Я отвечал ему глубоким почтением. Он завершил свою военную карьеру в должности командующего группой армий, в задачу которой на случай войны входила оборона наших западных границ. Во время Судетского кризиса он впал в немилость к Гитлеру за то, что в одном из докладов откровенно заявил фюреру, что так называемый «западный вал» еще далеко не до конца подготовлен к обороне для того, чтобы в течение достаточно длительного времени сдерживать наступление превосходящих сил французской армии. Генерал был отправлен в отставку, в результате чего выдающиеся способности этого незаурядного военачальника не были использованы р ходе войны.

Одна из особенностей моей деятельности на посту начальника отделения заключалась в том, что мне довольно часто приходилось встречаться не только с начальником войскового управления, но и с главнокомандующим сухопутными войсками. В то время этот пост занимал генерал фон Хаммерштейн-Экворд. Он обладал свойством быстро проникать в суть любого вопроса, которая только и интересовала его. Лучше всего этого человека характеризует принадлежащее ему выражение: «Инструкции существуют только для дураков». Под дураками он подразумевал всех посредственностей, с которыми он предпочитал не иметь дело. Во время войны он мог бы, вероятно, показать себя выдающимся военачальником, однако в мирное время он явно недооценивал значение рутинной штабной работы и с презрением относился к усердию своих подчиненных, считая его неотъемлемой чертой посредственных личностей. Сам он, во всяком случае, редко проявлял его, что было неудивительно при его необычайной сообразительности и глубоком уме. Военная одаренность сочеталась в нем с недюжинной политической проницательностью. Будучи человеком аристократических наклонностей, он уже в силу одного этого с самого начала проникся откровенной неприязнью к наделавшим много шума национал-социалистам. Через год после их прихода к власти генерал был отправлен в отставку. Ко мне он явно благоволил и старался без особой нужды не вмешиваться в мои дела.