Так сложились звезды. Как превратить любовь к путешествиям в дело всей жизни - Ольга Владимировна Растегаева

Огненной Земли в национальном парке и жуткую тюрьму, которую открыли в 1888 году, куда ссылали в наказание каторжников со всей Южной Америки. Вот же причудливо складываются обстоятельства – мы платим нынче огромные деньги, чтобы оказаться здесь по доброй воле.

Край света словно большая книга душ. Сюда всегда заносило либо отважных, либо по ошибке, либо по волчьему билету. О человеческих судьбах можно послушать много историй, местные краеведы уже собрали более 3 тысяч досье, в основном преступников, которые оказались на краю географии. Правда, первая запись в этих хрониках островов все же должна быть за Магелланом. Сослепу в XVI веке, когда нелегкая в поисках южных берегов занесла мореплавателя в эти края, он дал название местности «Огненная Земля».

«А что горело?» – поинтересовалась я у гида. Оказалось, костры аборигенов, которые жгли их, чтобы согреться теплыми летними ушуайскими вечерами, предварительно намазав тела китовым жиром.

В честь Магеллана назвали небольшой пролив, что отделяет континент от островов, в честь судна «Бигл», на котором путешествовал отец эволюционной стратегии Чарльз Дарвин, – канал. Пролив, который стоит преградой на пути всех стремящихся в Антарктиду, получил имя в честь британского мореплавателя и по совместительству пирата Френсиса Дрейка.

В проливе Дрейка штормит как нигде на планете. Он устраивает такую трепку, что в полуобмороке представляешь, как два океана, Атлантический и Тихий, крепко перебрали при встрече и, не поделив Белый континент, затеяли драку. До Антарктиды из Ушуаи ходу без малого 56 часов. Штиля здесь почти никогда не бывает, штормит всегда: теплые воды с юга сталкиваются с холодными массами с севера, образуя огромные волны, достигающие в высоту до 12 метров.

Двое суток мне хотелось выкинуть прощальную записку в бутылке в бушующее море и отойти в летаргический сон, чтобы только не болтаться в океане над глубинами в несколько километров. Впервые в жизни меня свалила с ног морская болезнь. Пиратка в душе, морская волчица в фантазиях, я бессильно лежала в своей каюте, закрывая глаза каждый раз, когда корабль заваливался на бок и каюта погружалась во мрак.

По полу ездил от стены к стене мой фоторюкзак, а за ним весело скакали белые резиновые сапоги, выданные вместе со специальной непромокаемой фирменной ярко-красной курткой накануне. Я каталась голотурией (морским огурцом) на кровати с высокими бортиками.

После нескольких походов в туалет я поняла, что не пропаду в этой жизни и в случае чего вполне могу работать эквилибристом в цирке – дайте лишь поручень, похожий на клозетный, и точку опоры в любой плоскости, от которой можно оттолкнуться ногами. Буду показывать занимательные трюки без оглядки на законы физики. Если только когда-нибудь я доберусь до земли.

Я закидывалась таблетками от укачивания, поправляла браслеты и пластыри и даже отважно выползала дважды в общественные зоны. Первый раз – убедиться, что серая мгла экзистенциальна, второй – ради лекции про птиц Антарктики, во время которой я уснула на третьем баклане.

Я оставила попытки влиться в социум экспедиционного круиза и слегла на отметке волн в 7 метров, смиренно понимая, что пролив Дрейка – адская плата за шанс увидеть что-то необыкновенное. Все это напоминало бесконечное катание на американских горках, когда ты то падаешь в невесомость, то заваливаешься вбок, то резко стопоришься о волну. Оказалось, нам повезло, и за волнение в море отвечала миссис Дрейк, а ее супруг даже еще не начинал. Но это старая шутка с морской бородой.

Проснувшись на третий день, я поняла, что больше не качает. Мы вошли в спокойные воды где-то у Южных Шетландских островов, названных так потому, что они находятся на той же широте, что и Шотландия, только с другой стороны глобуса. Я стояла на палубе и смотрела, как мы медленно скользим по синей глади с белыми льдинами вдоль высоких гор.

«Эх, я бы тут покатался!» – с завистью сказал седовласый Йенс, мой новый знакомый из Швейцарии. Пассажиры начали появляться из кают, утомленные двухдневной качкой. Мы спешно знакомились, старались запомнить, кого как зовут. Мечтатель Гленн – бариста из Австралии, который грезил попасть в Антарктиду и несколько лет копил чаевые. Йенс и Анника – пожилая пара из Женевы, а может, и из Кейптауна или Боготы, где у них тоже были дома. Среди тех, кто не поскупился на путешествие мечты, были и доктор по литературе Университета Массачусетса Линда, и финансисты из Лондона и Берлина, и даже французская пара, решившая провести медовый месяц подальше от Бора-Бора. И я.

По плану мы должны были высадиться на одном из Южных Шетландских остров, Аитчо или Эйчо, но мало ли что там у нас указано в маршрутах, подумала Антарктика и затуманила прибрежные воды, осыпала корабль снегом в таком количестве, будто в небесной канцелярии чистили огромными лопатами самые южные крыши в мире и сбрасывали все в озоновую дыру.

Пришлось ей уступить. Так было во время этого круиза еще не раз. Потом мы не попали и в бухту Плено, и на остров Петерманн. Из-за погоды мы так и не пересекли Южный полярный круг, а это значит, что я не стала обладателем морского титула «Красный нос», который положен всем, кому повезло оказаться по обе стороны от параллели.

Для первых восторгов на замену нам был предоставлен остров Полумесяца, где мы и высадились после обеда на третий день.

Мой первый антарктический клочок суши длиной в два километра был до абсурдности кинематографичен. Пейзажи сюрреалистичной весны, словно на них наложили фильтр на несколько цветов: черный, белый, коричневый и голубой. На мрачном небе висели тяжелые свинцовые тучи. Скалы, столь кривозубые, что казалось, облака оставляют изрядные клочки, цепляясь за них. Белый снег под ботинками. Коричневые дорожки пингвинов, которые ходят по ним к океану.

Небольшая стая пингвинов чинстрапов стояла неподалеку от берега и с любопытством наблюдала за людьми в ярких спасательных жилетах. Забавные, они были похожи на детишек, которые только что научились ходить. Тонкая черная полоска на их мордочках, напоминающая улыбку, делала каждую особь невероятно приветливой. Пингвины-смайлики подходили вразвалочку все ближе, вертели головами, хлопали крыльями и даже пытались заглянуть в мой фоторюкзак. У меня возникла дилемма: по правилам Антарктики подходить к пингвинам ближе чем на 5 метров, а также пересекать их дорогу нельзя. Но как правильно поступить, если милые птицы сами идут навстречу и весьма гостеприимно настроены? Я была очарована. Чинстрапы стали моей первой пингвиньей любовью. Из 17 видов, обитающих в Антарктике, они стали моими любимцами.