Федор Раскольников - Кронштадт и Питер в 1917 году

Ознакомительный фрагмент

В первый же день революции был убит адмирал Вирен, стяжавший себе во всем флоте репутацию человека— зверя… Вся его система была построена на суровых репрессиях и на издевательстве над человеческой личностью солдата и матроса. Неудивительно, что всеобщая ненависть, которую он посеял, прорвалась при первом удобном случае.

Не менее грубым и бесчеловечным начальником слыл во всем Кронштадте и даже далеко за его пределами командир 1-го Балтийского флотского экипажа полковник Стронский. На Вирена и Стронского в первую голову и обрушился гнев революционной толпы. Их участь разделили приспешники этих старорежимных сатрапов, которые, подлаживаясь к господствовавшему курсу, осуществляли политику палки и кнута. Справедливые и гуманные начальники оказались не только пощажены, но в знак особенного доверия были выбраны даже на высшие командные посты. Так, старший лейтенант П. Н. Ламанов с первых дней революция стал во главе всех морских сил Кронштадта. Насколько мне известно, повинных жертв в Кронштадте не было. Там происходил отнюдь не поголовный офицерский погром, а лишь репрессии по отношению к отдельным лицам, запятнавшим себя при старом режиме.

Во всяком случае, во время дальнейшего развития революции в Кронштадте стихийные расстрелы ужо но имели места. В случае обнаружения старых или новых грехов за каким-нибудь притаившимся контрреволюционером его подвергали аресту и доставляли в Кронштадтскую следственную комиссию, во главе которой в то время стоял наш партийный товарищ И. Д. Сладков.

Но в первые дни Февральская революция развертывалась в Кронштадте в бурных формах.

Высшие административные власти: главный командир порта адмирал Вирен и комендант крепости адмирал Курош — своей трусливой нерешимостью, колебаниями между старым н новым лишь обострили положение, подлили масла в огонь.

Еще 28 февраля утром они узнали, что в Петрограде произошла революция, но они не верили в ее успех, но признавали ее бесповоротность, втайне надеялись на контрреволюцию и предпочитали отмалчиваться, внешне храня верность старому режиму. Днем 28 февраля на их совещание были приглашены представители офицерства флота и гарнизона. Перед собранием был поставлен вопрос: можно ли рассчитывать на солдат и матросов в случае, если потребуется идти на усмирение революционного Петрограда? Большинство офицеров прямо заявило, что на это рассчитывать нельзя, так как при том настроении, какое существует в массах, матросы и солдаты сразу присоединятся к революционным войскам. Но и после того как выяснилось общее положение, ни Курош, ни Вирен не предприняли решительно никаких мер для открытого оповещения о тех событиях, которые накануне произошли в Петрограде. Вместо того были применены новые меры стеснений. Семейные матросы, обычно уходившие на ночь домой, в этот день были отпущены только до 10 часов вечера.

Ночью того же 28 февраля в Кронштадте была слышна пальба, происходившая в Ораниенбауме. Тогда же из Петрограда были получены «Известия»[37], из которых рабочие, матросы и солдаты с захватывающим интересом узнали весь ход революционных событий.

Ночь прошла тревожно. Во многих воинских частях вовсе не ложились спать, проведя всю ночь в оживленных политических разговорах. Все были возбуждены.

Поздней ночью стало развиваться движение. Воинские части одна за другой с оркестрами музыки стали выходить на улицу и присоединять к себе остальных солдат и матросов. Одним из первых восстал 1-й Балтийский флотский экипаж. Большое впечатление произвело присоединение 2 крепостного артиллерийского полка. На улицу вышел весь полк в полном составе, со всеми офицерами. Командир полка нес в руках знамя, оркестр играл «Марсельезу».

Под утро толпа матросов подошла к дому главного командира полка и потребовала его на улицу. Адмирал Вирен оделся и, выйдя на улицу, скомандовал: «Смирно». Эта неуместная команда была встречена бурными взрывами хохота. Тогда адмирал сразу спал с тона и, обратившись к толпе, пригласил ее следовать за собою на Якорную площадь, где обещал объявить все, что произошло в Петрограде. В ответ на это раздались возгласы: «Поздно, поздно». К адмиралу подскочил матрос и сорвал с него погоны. После этого его окружили и повели на Якорную площадь. По пути Вирен стал сознаваться в своих грехах перед матросами и умолял пощадить его жизнь. На Якорной площади матросы его расстреляли.

Более мужественно, чем Вирен, умер адмирал Бутаков. Этот весьма недалекий адмирал просто-напросто отказался отречься от старого режима и не унижался, цепляясь за жизнь, как это делал Вирен.

По официальным сведениям, всего было убито 36 морских и сухопутных офицеров. Многие другие «драконы» (как матросы называли царских офицеров) были арестованы и препровождены в следственную тюрьму. В эту категорию вошла те офицеры, которые были известны своим не в меру суровым отношением к команде или были замечены в недобросовестном отношении к казенным деньгам.

Некоторые из них не умели держать себя и сами обостряли положение. Когда один офицер был арестован и препровождался в следственную тюрьму, то по дороге он начал браниться:

— Мерзавцы, вот погодите — из Ораниенбаума придет пулеметный полк, так он с вас снимет шкуру.

Эти угрожающие слова вывели из себя сопровождавших его матросов, и он был убит тут же на месте. Еще слишком была сильна неуверенность в завтрашнем дне…

В доме Голубева засели с пулеметами городовые и охранники. Пришлось привезти 6-дюймовую пушку и произвести выстрел, которым сорвало крышу и разрушило верхнюю часть здания. После этого охранники и городовые сдались. Шестеро из них были убиты, а остальные восемь арестованы.

Со стороны революционеров было всего семь жертв.

Весь день 1 марта по улицам ходили процессии, весь день производились аресты сторонников старого режима.

2 и 3 марта движение стало принимать все более организованные формы. Вскоре сконструировался Кронштадтский большевистский комитет[38], который стал играть в движении огромную роль. Всюду, на площадях и в Морском манеже, нашей партией стали устраиваться митинги, на которых ответственными партийными работниками разъяснялись очередные политические вопросы, отношение к войне, Временному правительству и Совету рабочих и солдатских депутатов.

С 15 марта стала выходить ежедневная большевистская газета «Голос правды».

В Ораниенбауме я в складчину с каким-то случайным попутчиком инженером нанял извозчичьи сани и по льду поехал в Кронштадт.

На расспросы словоохотливого спутника о причинах моей поездки я отвечал, что еду в Морское экономическое общество для заказа офицерского обмундирования. Так как я тогда еще не был произведен в мичманы и носил гардемаринскую форму, то мой рассказ имел вполне правдоподобный вид.