Безумием мнимым безумие мира обличившие - Автор неизвестен -- Религиоведение

Так текли девические годы Дарьюшки. Были и у нее свои утехи и утешения, но совсем не такие, каких обычно ищут девушки ее лет. Верстах в 12-ти от их села находился Горицкий женский монастырь[7], монахини которого были любимы окрестными крестьянами за свое благочестие и добрые дела.

В свободное время, а это было весьма редко, у Дарьюшки одна только и была радость и прогулка — путешествие в Горицкий монастырь.

В большие праздники она всегда ходила туда на богомолье. Там умилялась она сладостью стройного церковного пения, наслаждалась долготою и благолепием богослужения, любила побеседовать с монахинями, которые и сами вскоре привыкли к ней и привязались за ее добрую, кроткую, смиренную и незлобивую душу. От них Дарьюшка получала помощь и словом, и делом и утешение в тяжелые минуты жизни. С юных лет она полюбила ходить на богомолье в Горицкий монастырь, где всегда находила помощь и утешение. Особенное расположение к ней питали сестры Феофания и Варсонофия, благотворно влияя на развитие ее души.

Вырастив сестру и брата, определив их судьбу — первую выдав замуж, а второго женив — Дарьюшка осталась совершенно одна. Спокойствие духа обрела она в странничестве. Сердце горело желанием посетить святые места православной Руси — источники великой благодатной силы.

Месяца по три, по четыре странствовала Дарьюшка по обителям святым, потом возвращалась в свою мирную хижину и опять становилась неутомимою работницею, заботливо сторожившею всякий случай, где могла кому помочь.

В каждом ее слове, во всей ее жизни было столько любви ко всякой твари Божией, что сердце ее было преисполнено глубокого чувства жалости, любви, сострадания, не только к «человекам Божиим» (так она называла всех: и мужчин, и женщин, и детей), но и к животным, и растениям, и к морю, и к насекомым, везде, во всем она любила дорогое для нее творение Божие. С ней отрадно было поговорить, во всяком горе знавшие ее обращались к ней, у нее искали сочувствия и утешения. Особенно она любила своих «родимых», как она называла нищих и убогих, сирот и вдов.

Но этого Дарьюшке было мало. Любящее сердце ее не позволяло ей долго быть одинокой, и вот, когда уже и брат и сестра ее умерли, она берет к себе дочь последней — свою любимую племянницу Настюшу, с истинно материнскою любовью заботится о ней, прививает к ней свои добрые душевные качества: кротость, благочестие и смирение. Нередко брала она Настю и в богомолье; впоследствии Настя, достигнув 16 лет, вступила в Горицкий монастырь.

Благодаря ее неповторимому «родниковому» языку постепенно открывается внимательному и бережному читателю «потаенный сердца человек» с его истинным богообщением, своеобразным «внутренним деланием». Это богообщение наполняет ее трепетным удивлением пред беспредельностью Божественной любви и совершенной красотой Божественного мира. Непрестанною молитвой звучит ее всегдашнее благодарение: «Нет Тебя, Господи, краше, нет Тебя, Господи, добряе!»

Видно было, что вся ее бесхитростная, смиренная душа всеми помыслами и чувствами неслась к Богу. И во всех затруднительных случаях она обращалась к помощи Божией и святых угодников. В ней не было и тени каких-либо сомнений; душа ее была преисполнена всегда живейшей надежды на Бога, благодарности к Богу, всецелой преданности Его святой воле.

Из своих странствований по богомольям, чаще всего Дарьюшка любила вспоминать о Киеве и Соловецком монастыре, куда она ходила более двадцати раз.

На обратном пути из одного такого путешествия в Соловки Дарьюшка натолкнулась на разбойников. Но разбойники не обидели рабу Божию; потом они раскаялись и сами предали себя в руки правосудия.

Во время пребывания Дарьюшки на богомолье в Киеве в 1845 году, высшее начальство вытребовало в Петербург инокиню Феофанию, с некоторыми избранными сестрами, в том числе и Варсонофиею, для устройства по желанию государя императора Николая Павловича в Петербурге нового женского монастыря (Воскресенского).

Весть об этом, как громом, поразила Дарьюшку. Недолго думая, она сама отправилась в Петербург к своим «монахиням-утешницам» и так торопилась, что даже позабыла захватить с собою теплую одежонку. Это было зимой 1846 года. Дарьюшке было уже за 70 лет, но, свежая и бодрая, дошла она до своих благодетельниц, и с той поры не возвращалась в деревню. И к чему было возвращаться? Ее родимая сторонушка, ее монахини-утешницы были в Питере, и все по-прежнему любили ее, брат и сестра умерли, дети их были пристроены, а любимая ее племянница Настюша, дочь сестрина, с детства своего не расставалась с Дарьюшкой, которая вскормила ее и вырастила после смерти сестры. Настя была кротка, благочестива и смиренна, горицкие старицы выучили ее грамоте. Для утешения Дарьюшки игумения Феофания перевела Настю из Горицкого в Воскресенский монастырь. Настя была слабого здоровья и прожила здесь не более пяти лет, умерла, провожаемая в могилу слезами старушки тетки и общею любовью смиренных отшельниц. Ненадолго пережила ее Дарьюшка, и похоронили ее подле дорогой ее племянницы.

А вот как художественно просто и глубоко поучительно рассказывала сама Дарьюшка о своем путешествии в Петербург.

«И побежал он (т. е. Дарьюшка) по дороге в Питер, бежал-бежал, а вот и широкая волна, по которой, человеки гуторили, ходит огненная труба (т. е. пароход), пока льдинище не затянет воду.

Уж больно холодно стало, а теплой одежонки не захватил с собой дурак; вестимо, колды скоро бежишь, так и тепло. Ну, так и добежал он до берегу; смотрит, стоит какое-то чудище, а из него дымище так и валит, а искры так блестят, и стучит, и шумит и свистит.

— Господи Иисусе Христе! Это что такое?

— А это и есть огненная труба, что без лошадок скоро ездит, словно птица летит, — поучают добрые люди.

Ну, слава Тебе, Господи! Что научил человеков уму-разуму; живая тварь-то не мучится, а железо да дерево трудятся на пользу Божиих людей. Вот и убогого человека отвезет огненная труба в Питер к матушкам!»

Добрые люди ее довезли бесплатно, напоили, накормили дорогою и обогрели.

Так и дошел он, «убогий человек», до Питера, а потом Дарьюшка нашла и дорогих матушек.

Так прибыла и поселилась в Петербурге Дарьюшка. Но и здесь не прекратилось ее странничество по местным богомольям, и здесь не окончились ее подвиги ради Бога и ближних. Особенно душа ее болела и изнывала по ее любимым утешницам-монахиням во главе с матушкою Феофаниею, на которую было возложено государем императором Николаем Павловичем трудное и ответственное дело устройства нового монастыря.

И простая Дарьюшка, несмотря на все свое простодушие и наивность в жизни, своим чутким, любящим сердцем поняла это тяжелое положение новой обители и всю душу