Камрань, или Последний «Фокстрот» - Юрий Николаевич Крутских

– Первый, проснитесь! – орёт не совсем ещё въехавший в обстановку командир (накопившаяся усталость сказывается!). Но тут следует не менее странный доклад, но уже из седьмого отсека:

– Глубина сто пятьдесят!

Ему вторит первый:

– Глубина сто восемьдесят… двести!

Все эти доклады следуют один за другим в течение буквально нескольких секунд!

Тут уже всем становится ясно, что дело дрянь! Ещё бы! Пока командир думал, как бы побыстрее загнать лодку на глубину, она сама обо всём позаботилась и сейчас камнем летит на морское дно! А глубиномер центрального поста в это время не спеша отрабатывает по сантиметру и только-только подползает к отметке в 30 метров!

– Три мотора полный вперед! – выходит из оцепенения командир.

– Пузырь в нос, рули на всплытие! Насос из уравнительной за борт! Первый, седьмой! Докладывать глубину!

Ориентируясь на показания приборов первого и седьмого отсеков, подвсплыли до ста метров. Стали разбираться. Как и следовало ожидать, проблема с глубиномером центрального поста. Приемный клапан открыт, забортное давление внутрь прибора должно поступать беспрепятственно, но стрелка как застыла на лукавых тридцати трёх метрах, так и стоит, не шелохнётся. Продули трубку воздухом наружу – безрезультатно. Тут уж стало ясно, что проблема не в подводящей трубе, а в самом приборе! Недолго думая, механик глубиномер снял, тут же его разобрал, собственноручно всё прочистил, продул и смазал. И заработал прибор! Даже ещё лучше, чем прежде – на пять, а то и на десять метров глубину больше стал выдавать.

– Вот из-за такой мелочи чуть было не случилось непоправимое! – подвел я черту. – А теперь представьте, что могло произойти, если бы в первом и седьмом вахтенные проспали и не обратили внимания на показания своих глубиномеров?

Убедившись по серьезным лицам присутствующих, что лирическое отступление достигло цели, продолжаю инструктаж.

Заступающему в седьмой отсек Самокатову я строго-настрого наказал тщательно контролировать давление в системе гидравлики и вовремя включать поддерживающий это давление насос. Иначе в самый ответственный момент его может не хватить для перекладывания рулей глубины. А это также чревато большими неприятностями, в том числе лично для Самокатова. Даже если в результате такого упущения все мы не окажемся на дне, то по возвращении на базу Самокатов однозначно окажется на киче, и десять суток за вопиющее головотяпство – это самый минимум, на который может расщедриться командир, – резюмировал я.

Вахтенному электрику шестого отсека, а им заступал второй после старшего мичмана Гаврилко аксакал нашего экипажа – мичман Шинков, я также посоветовал не расслабляться и быть готовым в случае чего дать электромоторами полный ход. Дальше распространяться и накручивать я не стал, потому как прекрасно понимал, что годящийся мне в отцы дядя Петя может сам меня проинструктировать, проэкзаменовать, а если надо, то и посадить в лужу.

Последними я инструктировал вахтенных двух аккумуляторных отсеков, куда заступали два смышленых «полторашника» – матросы Евдокимов и Подшивалов. Парни были грамотные, ответственные, и тут я особо не распространялся. Просто ещё раз напомнил о том, что выделяющийся из аккумуляторной батареи водород в смеси с воздухом образует так называемую гремучую смесь, которая в определённых условиях становится чрезвычайно взрывоопасной. Из чего следует, что главнейшей их задачей на предстоящие четыре часа является слежение за концентрацией водорода в атмосфере отсеков и принятие необходимых мер к её уменьшению.

– Если этого не делать, – продолжил я, – то водорода может накопиться столько, что даже маленькая искорка, пробежавшая между контактами выключателя, будет способна привести к объемному взрыву газа.

Надо ли говорить, чем это чревато? О том, как метан взрывается в шахтах, слышали? Так вот, гремучий газ – это то же самое!

Больше говорить было не о чем, да и время инструктажа подходило к концу. На обязательное «вопросы есть?», как обычно, вопросов не последовало. Самокатов открыл было рот, но, забыв, очевидно, о чём хотел спросить, звучно зевнул. Стрельнув на него неодобрительным взглядом, я вспомнил, что забыл сказать самое главное:

– Самокатов, на моей койке никому не валяться! Когда приду, чтоб свободна была!

Строго глянул на вахту и скомандовал долгожданное:

– Разойдись!

Глава 8 О том, как на службе можно сгореть, не оставив после себя даже горстки пепла

В центральном посту всё те же действующие лица: рулевой – за штурвалом, боцман – на рулях глубины, штурман – над белой скатертью карты и, возвышаясь над всеми на вертящемся, до предела выкрученном табурете – старпом. Тут же где-то должен находиться и старшина команды трюмных, старший мичман Затычкин Арнольд Кузьмич, но его почему-то не видно, наверное, отлучился в трюм проверить работу капризной «Маруськи».

Передав на словах необходимую информацию: глубину, курс, скорость и прочее вместе с сине-белой нарукавной повязкой, сменившийся с вахты помощник тут же скрылся за блином переборочной двери, направляясь в кают-компанию – пить с воблой и сгущенкой вечерний чай.

Склонившись над обшарпанной конторкой, старпом из последних сил борется с подступающими приступами сонливости, клюёт носом, хищно зевает и мусолит в руках вахтенный журнал. Его раздирают непримиримые противоречия – и спать хочется, и Родину жалко. С задумчивым видом он переворачивает страницы, листая журнал то с начала, то с конца, то открывая посередине. Иногда он подносит журнал к самому лицу, нюхает и даже пробует на вкус, отрывая от уголков маленькие кусочки. Эти странные манипуляции забавляют уже не только меня. Штурман, выходя время от времени из своего закутка потянуться и размять конечности, с беспокойством поглядывает на старпома и хитро мне подмигивает. По всему видно, что в мозгах его зреет коварный план очередного розыгрыша.

Лицо старпома серьезно и хмуро, по всему видно, что не в духе. Да и есть с чего – месяц назад он пообещал жениться Аллочке, очередной кандидатке на себя, докторше-стоматологу, у которой имел неосторожность полечить зубы. Дело зашло так далеко, что срочно требовалось принимать решение, но в пятый раз жениться Горынычу не очень хотелось. Мысли, порой низкие, недостойные высокого звания офицера, крутились в голове. Старпом помнил, что предыдущие четыре брака оказались весьма разрушительными в плане не только душевных потрясений, но и кармана. Таким образом, уже ушли на благотворительность машина, квартира и тысяч пять денег, скопленных на сберкнижке. С гусарской широтой он щедро одаривал каждую бывшую, уходя к новой нищим, но благородным, и сейчас прикидывал, что может в случае чего оставить Аллочке. Оставлять было нечего. В том, что она будет не последняя, старпом нисколько не сомневался, но