Юрий Владимиров - В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945

Ознакомительный фрагмент

На следующий день после завтрака санитар застал меня в туалетной комнате. Увидев это, он сказал, что устроит во дворе очаг и поставит кипятиться ведро с водой, в которую мы погрузим для дезинфекции мою одежду, а шинель просушим на солнце. Так мы и поступили. Совершенно голый и босой, я весь день провел у очага, подкладывая дрова. А затем санитар предложил мне помыться горячей водой с мылом. Утром санитар отвел меня в укромное место и сказал, что хочет доверить мне большую тайну. По его словам, Павлоград стал центром, где находится Днепропетровский областной комитет партии и нелегально действует его первый секретарь. Он очень нуждается в надежных людях. В связи с этим санитар предложил мне бежать вместе с ним и еще одним товарищем из больницы в город. Бежать нужно было той же ночью, так как на другой день его могли арестовать, поскольку один из работников хозчасти догадался, что санитар – еврей, и, наверное, уже донес на него немцам.

Предложение о побеге застало меня полностью врасплох, поэтому я попросил санитара подождать ответа до обеда. С одной стороны, мне очень хотелось на свободу, а с другой – было ясно, что я еще слишком слаб для такого дела и могу оказаться обузой для товарищей. Так я и сказал санитару.

После обеда я лег спать и проснулся из-за доносившихся со двора громких криков и шума. Оказалось, что двое из обслуживающего персонала больницы, которым запрещалось выходить в город, преодолели высокий кирпичный забор и скрылись. Одним из них был мой знакомый санитар. Около забора охранники нашли небольшую веревочную лестницу. Судя по тому, что побег состоялся в дневное время, а не ночью, как предполагалось, для санитара, видимо, сложилась критическая ситуация.

Через два дня от сидевших во дворе больных я услышал, будто бы в нашей больнице находится первый секретарь Днепропетровского обкома партии Сташков. Его ранили при аресте и привезли для перевязки. В тот же день я увидел, как двое немецких конвоиров уводили куда-то с трудом шагавшего раненого человека. В 1973 году я узнал о дальнейшей судьбе Н.И. Сташкова из книги «Говорят погибшие герои», которую мне подарили незабвенные друзья – профессора Борис Борисович Диомидов и Никита Васильевич Литовченко. В ней, в частности, было написано, что Сташкова арестовали в Павлограде 28 июля 1942 года и казнили в январе 1943 года. А в 60-х годах со мной в Москве некоторое время работал Валера Сташков, сын Героя Советского Союза Н.И. Сташкова.

…Оказавшись снова в лагере для военнопленных, я обратил внимание, что и на земле, и на сторожевых вышках находились молодые охранники в темно-зеленой форме. (У пленных в такой же форме в Германии – в отличие от охранников – на спине, левой груди, на правом колене, а также на пилотке были нанесены желтой или красной масляной краской буквы SU, что расшифровывалось как «Советский Союз»). К великому моему изумлению, охранники оказались моими соотечественниками – русскими, украинцами и т. д., перешедшими на службу к немцам. Немцы называли их добровольцами вспомогательной службы или, кратко, хиви – от сокращенного немецкого слова Hilfswillige («хильфсвиллиге»), буквально – «готовые помочь». Каждый из них получал питание как немецкий солдат и зарплату, а также дополнительное довольствие.

В лагере появилось множество новых военнопленных, пригнанных из-под Севастополя. В офицерском блоке меня поселили с двумя кавказцами. Мы представились друг другу. Одного соседа, армянина, звали Вар-тан, а другого, азербайджанца, – Али. В Красной армии они служили врачами и попали в плен под Севастополем. По дороге в лагерь многие умерли от истощения. От Мелитополя пленных везли в товарных вагонах и на платформах. Основную массу людей доставили в Днепропетровск, а часть – временно в Павлоград.

Естественно, я тоже рассказал соседям о себе, отметив, что долго болел дизентерией и малярией и боюсь, что болезнь возобновится. Посмотрев на мою облысевшую голову, а также пощупав живот, оба врача предположили, что я болел не малярией и расстройством желудка, а брюшным тифом. Насколько они были правы, не мне судить.

Прогуливаясь по лагерю, я смотрел, не увижу ли знакомых, и был рад встретить «доходягу» москвича. Он сообщил, что его пронырливый сосед неделю назад «приказал долго жить». Сказал, что ему очень хочется поесть перед смертью «свежего и сладкого огурчика».

Привезли обед. Оказалось, это был давно знакомый мне пустой – без мяса и жиров – свекольный борщ. Опасаясь снова расстроить желудок, я процедил суп и съел лишь немного жижи от этого «борща» и очистил ногтями картофелины. И на этом обед закончился. И я как был голодным, так и остался.

Я взял шинель и улегся в тени дома. Не знаю, сколько я поспал, но проснулся от шумного «представления», которое устроили охранники лагеря. Они прошли строем с винтовками, и на очень плохом немецком языке раздалась команда начальника: «Смена, стой!» Группа остановилась перед сторожевой вышкой. Оттуда к начальнику караула быстро спустился с винтовкой часовой и попытался тоже по-немецки доложить, что на вверенном ему посту все в порядке и никаких особых происшествий не было. Начальник, владевший немецким еще хуже, чем часовой, ничего из доклада своего подчиненного не понял и громко по-русски выругался матом, но приказал, чтобы часовые во время несения службы разговаривали между собой только на немецком языке. Смененный охранник пристроился к хвосту группы, и она зашагала к следующему посту. Похожие сцены происходили каждые сутки, и смотреть на них было забавно и противно.

До наступления темноты я побывал на площадке, где собирались обитатели офицерского блока. Общаясь с ними, я узнал, что в соседнем домике жили два перебежчика. Один из них был пожилой, небольшого роста и седовласый русский, а другой – белокурый осетин, значительно моложе русского. В этом же домике проживали три рядовых астраханца, то есть жителей Астрахани. Они согласились служить немцам в качестве проводников в свой город через калмыцкие степи. И перебежчики, и астраханцы получали от своих хозяев дополнительное питание. Среди обитателей лагеря были также лица, согласившиеся служить немцам в качестве их ставленников при оккупации Северного Кавказа, которая планировалась на ближайшее время. Одного из них – бравого молодого человека, очень наглого и самоуверенного, немцы уже «командировали» в Краснодарский край, и мне пришлось быть свидетелем его шумных проводов. Возможно, оба моих соседа, тоже кавказцы, были теми, на кого немцы «положили глаз» в расчете на захват Азербайджана и Армении.

Утром, усевшись на своей кровати, я принялся за занятие немецким языком с помощью словаря. Мое занятие очень заинтересовало Вартана. Он подсел ко мне и попросил разрешения посмотреть словарь, а потом предложил, чтобы время от времени я давал ему пользоваться словарем, за что он будет оказывать мне разные услуги. В частности, обещал контролировать мое здоровье и давать мне необходимые лекарства, которыми он запасся. Предложил даже получать для меня завтраки, обеды и ужины. Естественно, я согласился, хотя понимал, что мне придется сократить время своих собственных занятий и, кроме того, потратить время на помощь соседу. По-видимому, Вартан, как и я, понял, что без знания немецкого языка невозможно обеспечить себе более или менее нормальную жизнь. Как мы и договорились, Вартан ежедневно периодически прослушивал меня и заставлял принимать соответствующие таблетки. С ним мне стало легче жить, но словаря я почти постоянно лишался.