Валерий Перевозчиков - Правда смертного часа. Посмертная судьба.

Мы рассчитывали, что все интервью будут бесплатными. Монтажер — тоже свой человек, обещал сделать бесплатно. Плюс обещание Формана, и получалось, что понадобится всего двадцать тысяч долларов.

Я позвонил Марине. Она сказала, что прилетит, если будет оплачен билет. (Это тысяча долларов.) Сегал и Паллей дали по пятьсот, и Марина прилетела. Она встретилась с Аксеновым и Бродским, они откорректировали свои выступления.

Потом снова возникли сложности с деньгами, идея как будто заглохла — я вернулся в Союз. Но фильм все-таки вышел, и только благодаря Форману.

— Когда и как была создана Комиссия по литературному наследию В.С. Высоцкого?

— Ситуация была такая… Весной 1986 года в Париже, на встрече деятелей французской культуры с Горбачевым, Марина подошла к Раисе Максимовне и начала разговор о судьбе литературного наследия Володи. Горбачева сказала, что, если произведения Высоцкого того стоят, они будут разбираться и публиковаться. Марина прилетела на очередную дату, но ничего еще не начиналось. Она пошла на прием к Маркову (в то время первому секретарю Союза писателей СССР. — В. П.) и сказала: «Или вы будете издавать Высоцкого в Союзе, или я сделаю это за границей». Марков предложил ей создать комиссию по литературному наследию…

Во второй раз Марина пошла к Маркову вместе с Эфросом — он был тогда главным режиссером Таганки. Ведь Марина все же лицо «частное», вдова, к тому же скоро уедет. А Анатолий Васильевич представлял официальную организацию — Театр на Таганке, в котором работал Высоцкий. Надо было составить список лиц, входящих в комиссию. От театра— Эфрос. Разумеется, его жена — Крымова, которая занималась Высоцким. От Союза театральных деятелей— Ульянов. Кого предложить председателем комиссии? Естественно, Роберта Рождественского, который составлял «Нерв».

Позвонили ему: согласен ли он? Он ответил: «Разумеется, согласен». Кого еще? Окуджаву и Ахмадулину. Ни Евтушенко, ни Вознесенскому не предлагали. Но в комиссию должны входить не только писатели и поэты, потому что случай беспрецедентный, Высоцкий — не член Союза, к тому же актер и певец. Об этом еще сам Марков сказал, что комиссия не только по литературному наследию, но по наследию вообще… Поэтому в нее вошли театральные деятели— включили еще Алексея Баталова, от фирмы «Мелодия» — Сухорадо, от телевидения — Мяцкявичус. Конечно, нужно было кого-то от Министерства культуры. И чтобы «их человек» был в то же время не совсем противный нам. Нашли такого. Сразу же активно начала действовать Крымова, именно она предложила включить Марину. Марина в свою очередь, чтобы не было распрей, предложила отца. Включили и Семена Владимировича. В общем, эта комиссия — детище Марины, начала все это дело она.

— Она же подарила Театру на Таганке скульптуру Распопова, которая, в общем, «прижилась» во внутреннем дворике театра. Это что — своеобразный ответ на скульптуру Рукавишникова?

— В какой-то мере, да. На выставке проектов памятника Володе Распопов представил маленькую скульптуру: Высоцкий — Гамлет. Марине она понравилась. Я спросил Марину: «Ты помнишь эту фигуру?» Она ответила: «Помню». Я продолжаю: «Раз уж Крымова и Эфрос взяли все в свои руки, ты скажи им, что есть такая скульптура. Что она уже готова в гипсе, осталось только отлить. И ты хочешь подарить ее театру к пятидесятилетию Володи». Марина едет к Эфросу и говорит, что хочет подарить театру скульптуру. Анатолий Васильевич отвечает: «Спасибо». Мы едем к Распопову, обо всем договариваемся. Достаем ему видеомагнитофон, чтобы он мог посмотреть живого Володю… К сожалению, у Распопова поначалу не очень получалось… В той маленькой скульптуре у него был Гамлет трагически грустный, знающий свое предназначение, а тут получалась жертвенность Павки Корчагина и Олега Кошевого. Распопов что-то поправил, и потом Марина сказала, что скульптура ее устраивает. В январе 1987 года скоропостижно умирает Эфрос, и на панихиде Крымова говорит, что последней волей Анатолия Васильевича было: установить скульптурную фигуру Высоцкого в театре. При всем уважении к памяти Эфроса и его последней воле, мы все- таки настояли, чтобы скульптура была оформлена как дар театру от Марины Влади. Только в этом был весь смысл. Это был как бы ее ответ на все случившееся: и на присвоение земли на Ваганьковском, и на памятник Рукавишникова.

— Какие были отношения у Высоцкого и Вознесенского?

— Конечно, Володя уважал его, ценил как поэта… В период репетиций «Антимиров» и «Берегите ваши лица» отношения были достаточно близкими, но это была близость автора с актером театра. Отношения были хорошие, но близкой дружбы не было. Но у меня ко всему этому отношение субъективное— я-то знаю, как «друзья-поэты» помогали…

— Но вернемся к «жизненным коллизиям», к реалиям человеческих отношений. По-моему, окончательный разрыв — размежевание, разделение на отдельные группы и группировки — произошел после 1 марта 1989 года. В помещении Театра-студии Марка Розовского Марина Влади представляла свою книгу «Владимир, или Прерванный полет». А что там произошло?

— Но ты же был там и записывал. Расшифруй и опубликуй полную стенограмму…

— Конечно. Но я помню, как заплакала Марина Влади после заявления Никиты Высоцкого о том, что сыновья подают на нее в суд за оскорбление матери и деда. Как вы стали ее защищать…

— Марина и представить не могла, что сыновья ее не поймут. Как не могла она представить, что в вопросе о памятнике дети будут против нее… Марина понимала, что вести какие-то серьезные дебаты с родителями нельзя, — старые люди, они все толкуют по-своему. В конце концов, будущее за детьми. Никого из нас уже не будет, а они будут.

Вадим Туманов тогда на меня обиделся… Что я публично сказал о наркотиках… Вадим бы хотел, чтобы и наркотиков не было, чтобы и Ксении не было… Он хочет, чтобы все думали и говорили, как он считает нужным и правильным, — в этом с ним согласиться не могу. Ведь люди разные, у каждого были свои отношения с Володей, у каждого свой взгляд на жизнь и на людей. На 25 июля была передача с Шемякиным, он говорил там, как пророк… И он имеет на это право, и я его понимаю, несмотря на наши разногласия.

Туманов снял свои материалы из твоей книги («Правда смертного часа»), а Бортник обругал… Ну, снял— не снял, какое это имеет значение! Ну, через десять, через двадцать лет все равно это «всплывет». Ты отдай в ЦГАЛИ полную копию, а потомки разберутся, кто был кто и какие были отношения. Важно, чтобы остались документы. Странные люди, они же сами тебе рассказывали…

А Ваня Бортник — особый случай в Володиной жизни. Володя с ним близко общался, находил в нем что-то близкое себе, помимо общей болезни. Ваня имел на Володю какое-то влияние. Но «чернота» в Ване была. Когда у Володи не хватало «лекарства», он говорил: