Мария Арбатова - Мне 40 лет

В разгар застоя мой муж вступил в ряды КПСС, разочаровавшись в диссидентской среде, хотя до этого принадлежал к ней и активно распространял антисоветчину. Конечно, мне, всю жизнь шарахающейся от людей с партбилетами, это было не по кайфу. Однако, пришлось нарабатывать механизмы терпимости. Гораздо легче я приняла его марксистские убеждения и привычку считать себя заочным учеником великого универсалиста Бориса Поршнева.

«Марксизм» Олега несколько странен, и в случающихся между нами дискуссиях по актуальным проблемам он обычно оказывается в роли крайнего либерала, обвиняющего меня в «социалистических уклонах». Поэтому марксисты не считают его своим ни по взглядам, ни по принадлежности к политическим группировкам. Кажется, Жорж Санд говорила, что идеальные супруги имеют одинаковые принципы при разных взглядах. До настоящего времени нам удаётся сочетать мой «демократический буддизм» с его «марксистским либерализмом». В конце концов одна из скандинавских премьер-министров была женой лидера оппозиционной партии, и они были счастливы в своей многодетной семье, поскольку никогда не путали постель и кухню с парламентом.

Глава 32

ВОЛЫНСКОЕ

Осенью 1994 года я принимала участие в передаче «Тема», которую вела обожаемая мной Лидия Иванова. После этого мне предложили обсудить возможность участия в планируемом женском ток-шоу, я гипотетически согласилась. О том, что телевидение нагло вмешается в мою жизнь и начнёт устанавливать в ней свои порядки, я не подозревала, как человек, который из всех телевизионных программ смотрел только политические.

В это время общество потихоньку адаптировалось к понятию феминизма. «Космополитен» напечатал интервью с несколькими русскими феминистками, включая меня. Журналисты начали обрывать мне телефон, чтобы расшифровать это слово на страницах своих изданий. Конечно, статьи ещё были в диапазоне от «бабоньки, давайте жаловаться друг другу на жизнь» до «отстреляем мужиков-подлецов по одному».

По какой-то табличке для кухонного пользования я выяснила, что в прошлой жизни была монголом-алхимиком. Это мне понравилось — Монголия казалась мне самой красивой и самой моей страной в мире, — и я упомянула об этом журналисткам из «Мегаполиса-экспресса» — интервью вышло под заголовком «Русская феминистка в прошлой жизни была мужиком», малознакомые люди начали подробно вглядываться в меня, отыскивая приметы прооперированного мужика и спрашивать, лучше ли мне живётся в женщинах.

Мою повесть «Учителя» напечатали по-русски в нью-йоркском альманахе «Время и мы» и по-английски в московском альманахе «Глас». «Взятие Бастилии» перевели на немецкий язык.

Наступила зима, в составе группы экспертов Олег начал работать на правительственной даче в Волынское-2, и я стала приезжать туда. У меня были хорошие отношения с Сашей, тем более, что с хозяйственными задачами он справлялся быстрее и лучше Олега, просто к вечеру, когда возвращался настоящий муж, я плохо соображала, за кем я замужем.

В стиль жизни Волынского входила долго. Во-первых, там я была единственная женщина, да ещё и женщина богемная. Группа под руководством помощника президента Георгия Сатарова состояла из «новых» людей. Это была не номенклатура в серых костюмах, а независимые интеллектуалы. Сам Сатаров даже в Кремль ходил в свитере, а Олег носил не галстук, а карбонарскую косыночку. Я, чтобы не бросаться в глаза яркими платьями и обтягивающими кофточками, мгновенно переоделась в чёрные пиджаки.

Я понимала, что должна выглядеть асексуально, чтобы не ловить на себе машинальные, но лишние взгляды. Но я формировалась в среде, для которой внешняя раскованность входила в обязательный набор. Моя пластика, моя манера говорить многим казалась вызывающей.

Я не была учёной тётёнькой в очках с пучком волос, которой собиралась стать, идя на философский факультет. Я не была душевно-жалобной бабонькой типа профсоюзной деятельницы. Я не была карьерной акулой, в глазах у которой бегут цифры, как на счётчике такси. Я не была томно мяукающей московской дамочкой, всегда нуждающейся в мужском плече. Я не была вечно улыбающейся киской, рядом с которой самый дохлый мужичонка чувствует себя Сократом и Шварценеггером. Я была органична исключительно в неформально-богемной среде, а здесь для меня не было ниши.

Я странно чувствовала себя в чёрных пиджаках, но понимала, что если в деловых отношениях с мужчинами на тебе обтягивающее платье, то через пять минут что-нибудь скажут про грудь, а не про существо обсуждаемого дела. И суть состоит не в интересе к груди, а в том, что это бессознательный способ напомнить, что ты женщина и место твоё на кухне и в постели.

В Волынском готовились материалы для предвыборной президентской программы, а я в сомнительной роли пребывала на этом празднике жизни. Моей компетенцией сначала было мирить, веселить, утешать и снимать напряжение.

Описание группы в Волынском журналисткой «Общей газеты» в статье «Президенту делают файл» Елены Дикун выглядело следующим образом. «Из свежих слухов: „мозговым трестом“, руководящим избирательной компанией Бориса Ельцина». «Временный творческий коллектив из отборных интеллектуалов, уединившийся на одной из государственных дач». Оздоровительный комплекс, построенный для партноменклатуры ещё в брежневские времена, расположен в заповедном районе Москвы недалеко от Поклонной горы. Владения обнесены сплошным высоким забором, вход — только по пропускам. На самой территории всё как положено: корабельные сосны, голубые ёлочки, вылизанные дорожки, столовая с бильярдной и банкетными залами.

В Волынском в этот период жили, взахлёб работали и дружили совершенно дивные люди. Большой, красивый, добрый, талантливый Сатаров, будучи совершенно театральным человеком, создавал светскую атмосферу даже в самой напряжённой гонке. Это был старомосковский господин с шестидесятническими слабостями и смягчающим протокол хорошими манерами. Как истинный интеллигент, он не делал разницы в обращении к официантке и премьер-министру. Как говорил по подобному поводу один из российских императоров сыновьям: «Ведите себя так, чтобы люди простили вам, что вы великие князья».

Вторым героем психодрамы был бесконечно талантливый Александр Рубцов из Института философии. Архитектор по образованию, философ по профессии и шоумен по призванию, Саша заведовал сектором каких-то там современных стратегий и был гением интонационного чутья, в диапазоне от политики до заваривания чая.

Про чай у него была знаменитая выходная ария: Грузины учили меня заваривать чай. На самом деле грузинский чай не плох, надо просто знать, как его заваривать. Возьми ручку, записывай. Берёшь чайник, не ошпариваешь его кипятком, а держишь над паром. Кладёшь количество ложечек чая по количеству стаканов и одну сверху. Десять минут настаиваешь, потом чай надо поженить: налить в чашку и вылить обратно в заварничек. И так несколько раз. После этого содержимое чайничка надо вылить в унитаз. И заварить цейлонский чай.