Жизнь Леонардо, мальчишки из Винчи, разностороннего гения, скитальца - Карло Вечче

Отбывший 16 июня во Флоренцию на праздник Иоанна Крестителя Джулиано снова заболевает. Болезнь заставляет его пройти новый курс лечения на термальных источниках в Баньи-ди-Лукка, откуда он возвращается только 2 сентября.

Леонардо, за которым ухаживает только верный Мельци, влачит в Бельведере убогое существование, однако продолжает без устали работать над проектом большого параболического зеркала, корпеть над бесчисленными расчетами и рисунками, необходимыми для создания криволинейных отражающих элементов, монтируемых на деревянную конструкцию, которую он называет профилем[969]. Труд, родившийся из навязчивого увлечения «забавами геометрическими» и бесконечными трансформациями «лунул», «завершен в день 7 июля в час 23 в Бельведере, в кабинете, устроенном для меня Великолепным, 1514 год»[970].

Впереди долгое лето, полное будничных проблем и злонамеренности скользких типов, приставленных помогать ему в работе над проектом.

Один из них, немецкий мастер-зеркальщик по имени Джованни дельи Спекки, пытается воспользоваться случаем, чтобы выудить у Леонардо кое-какие технологические секреты, а затем наживаться на них в собственной мастерской. Более того, именно он распространяет слухи, в результате которых отменяется серия вскрытий, запланированных в больнице Санто-Спирито, возможно в присутствии самого папы.

Активнее всех завистнику помогает другой молодой помощник, мастер Джорджо, прозванный Немцем, поскольку он не знает ни слова по-итальянски, зато постоянно ошивается с папскими гвардейцами, ловит силками птиц в античных руинах и первым требует ежемесячное жалованье, семь дукатов, которые Леонардо выплачивает из собственного кармана, вычитая из тех сорока, что он получает от Джулиано в римском банке Бернардо Бини[971]. У Немца даже хватает наглости возмущаться и требовать восемь – слава богу, художник всякий раз выписывает ему тщательно проверяемую переводчиком квитанцию. В итоге и для Леонардо, и для Великолепного этот Джорджо совершенно бесполезен, зато регулярно берет заказы на стороне, пользуясь инструментами в мастерской, включая тиски, напильники и даже станки для свивания шелка с золотом.

Леонардо в ярости, и в августе, когда из Флоренции приходят обнадеживающие вести, что Джулиано в Баньи-ди-Лукка идет на поправку, в пространных письмах далекому бессильному покровителю высказывает свои чувства вполне откровенно[972]. Но куда больше в этих письмах горечи: ведь именно Леонардо с присущей ему щедростью пригласил молодого немца пожить в просторных залах Бельведера, ел с ним за одним столом, пытался научить итальянскому и даже поручил работу на токарном станке: «Поручи немцу выточить на токарном станке овал»[973].

Чтобы умаслить Леонардо, Джулиано в сентябре приглашает его к себе во Флоренцию и поручает новую, более важную задачу. Медичи намерен перестроить весь квартал вокруг фамильного дворца на виа Ларга, а церковь Сан-Лоренцо, где разместятся семейные гробницы, должна получить фасад, достойный подобного святилища.

Новый фасад Леонардо проектирует, откровенно перенимая господствующий в Риме классический язык Браманте и Рафаэля[974]. Как обычно, он не удовлетворяется одним лишь фасадом, а представляет здание в контексте более обширной и функциональной урбанистической перестройки. Какой смысл в столь роскошном фасаде, если он не становится живописным фоном для куда более просторной площади, чем нынешняя? На другом листе художник набрасывает план, предполагающий снос особняков непосредственно перед церковью и расширение площади до самой виа Ларга[975]. Узкий торец старого палаццо Медичи обернется главным фасадом, поскольку выходит на площадь. А чуть дальше, на противоположной стороне виа Ларга, нужно построить новый большой дворец, придуманный Леонардо и воспроизведенный на другом листе, где также появляются некие загадочные символы: этюд глаза и прядь волос, напоминающих волосы «Джоконды»[976]. Еще дальше, между монастырями Сан-Марко и Сантиссима-Аннунциата, будут построены «конюшни Великолепного», где смогут разместиться 128 лошадей: лошади Медичи достойны той же роскоши, что и сам правитель[977].

Воспользовавшись приездом в город, Леонардо пытается отыскать старых друзей и родственников – скульптора Сансовино, дядю-священника Алессандро Амадори, Бальдассаре Перуцци, торговца канцелярией и миниатюриста Джорджо Бальдези: «Франч[еско] дель Морано, чулочнек / мессер Алессандро, каноник Фьезоле / Сансавино / жив ли священник Алессандро Амадори или нет / Мартино медник / насос Перуцо / план Пизы у торговца канцелярским товаром Джорджо / синие очки»[978]. Перуцци также упоминается в связи с «обнаженным», античной статуей или рисунком: «обнаженный Перуццо»[979].

Своим положением при Великолепном Джулиано художник категорически недоволен. Правитель кажется одиноким и отчаявшимся. Когда планы на неаполитанскую невесту рухнули, брат-папа устроил ему политический брак с французской принцессой Филибертой Савойской – долговязой, бледной, тощей, горбатой и длинноносой. С другой стороны, она как-никак единокровная сестра Луизы, матери Франциска Валуа-Ангулемского, дофина Франции и наиболее вероятного преемника старого и больного Людовика XII, не имеющего прямых наследников. Кроме того, за Филибертой дают приданое – 100 тысяч скуди наличными, еще 50 тысяч – драгоценностями и дорогим платьем, а также ежемесячное содержание в размере 500 скуди. Однако вместо того чтобы думать о будущем, Джулиано вместе с племянником Лоренцино все глубже погружается в темную пучину порока. 3 сентября Лоренцино пишет Филиппо Строцци, что в ходе беспорядочного ночного разгула правителя как-то видели «в одном или двух домах с четырьмя или шестью женщинами»[980].

20 сентября встревоженный Леонардо с огромным облегчением провожает Джулиано в Рим. Сам он не едет: капитан-генерал отправил его на север, осматривать новые территории, которые папа намерен передать брату, чтобы вместе с викариатом Соранья составить будущее государство Медичи на Паданской равнине.

И вот шестидесятидвухлетний Леонардо садится на коня, чтобы всего через год после утомительного путешествия из Милана вновь перебраться через Апеннины. Основные этапы пути, от ночевки на постоялом дворе («„Под колоколом“ в Парме в день 25 сентября 1514 года»[981]) до берегов По («На берегу По близ Санто Анджьоло в 1514 году, в день 27 7ября»[982]), он, как обычно, заносит в тетрадь. После чего, наконец, возвращается в Рим.

А там его уже ждет очередной сюрприз. 18 октября в город в сопровождении личного секретаря Марио Эквиколы прибывает Изабелла д’Эсте. Великолепный Джулиано и весь римский высший свет – кардиналы Биббиена и Чибо со свитой, включающей поэтов и придворных литераторов, – торжественно встречают маркизу, гостью кардинала Луиджи Арагонского. Его палаццо Сан-Клементе близ Сан-Пьетро становится настоящим «приютом государей», ведь за двадцать лет здесь побывали король Франции Карл VIII, герцог Феррары Альфонсо д’Эсте, незадачливый кардинал Алидози и его убийца, Франческо Мария I делла Ровере, герцог Урбинский.

Впрочем, за подобным гостеприимством стоят причины политического характера. При поддержке проницательного кардинала Изабелла в декабре продолжит путь в Неаполь, тщетно пытаясь организовать брак между новым герцогом Миланским Массимилиано Сфорца и бывшей королевой Джованной Арагонской, молодой вдовой неаполитанского короля Фердинанда II.

22 октября