Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

уроками, несмотря на установленные ею высокие расценки. Но, к счастью, за спиной Тургенева стояли огромные богатства его предков – помещиков Лутовиновых, и он широкой рукой распродавал доставшееся ему по наследству фамильное имущество – леса, земли, дома. Конечно, кроме этого получает он деньги за свои литературные труды, поступают и доходы от имений, но всего этого на огромные аппетиты французской семьи не хватает.

В феврале 1873 года решил Тургенев продать крупное имение Любовшу, с большими земельными угодьями, лесом, мельницей и хозяйственными постройками, в чем просит посодействовать своего поверенного в России Маслова: «Я намерен продать И.Н. Шатилову мое имение Любовшу. Он дает мне 53 000 рублей серебром и обещал выдать их немедленно по совершению купчей… И это для меня очень важно».

Проходит месяц за месяцем, но Тургенев часто чувствует себя отвратительно: «Работа у меня совсем не спорится – и я даже не знаю, когда я вышлю мой несчастный рассказец редакции «Недели». Холод старости с каждым днем глубже проникает мне в душу – сильнее схватывает ее; равнодушие ко всему, которое я в себе замечаю меня самого пугает… Может быть, это настроение пройдет… или если не пройдет, то я еще больше задеревенею – и тогда все равно…»

Однако он замечает, что популярность его все растет: «В заграничном журнале действительно попадаются иногда весьма лестные отзывы обо мне; один американский Review меня даже произвел в гении!» И тут же Иван Сергеевич с горечью признается: «За несколько недель молодости – самой глупой, изломанной – исковерканной, но молодости – отдал бы я не только мою репутацию, но славу действительного гения, если бы я был им. Что бы я тогда сделал, спросишь ты? А хоть бы десять часов кряду с ружьем пробегал, не останавливаясь за куропатками. И этого бы достаточно, и это для меня теперь немыслимо» (Полонскому, февраль 1873 года).

Однако через полгода, к октябрю 1873 года, деньги у Тургенева уже опять кончаются, и он снова вынужден обратиться к Маслову: «Из тридцати тысяч рублей, оставшихся на твоих руках после покупки акций – будь так любезен и вышли мне сюда пять тысяч рублей, а на 5 тысяч рублей купи еще акций, по-прежнему, на имя госпожи Виардо – и присоедини их к тем, которые уже у тебя имеются. Эти деньги мне сейчас нужны…» Средства Тургенев из России все время получает, но одновременно и на счет мадам Виардо или ее дочери, как в банк, вкладывает.

А к концу января 1874 года денег снова нет, а они срочно нужны на свадьбу дочери Полины Виардо Клавдии, или Диди, как ее звали в семье: «Так как у тебя находятся мои акции Рязанской железной дороги – то мне пришло в голову, если на них наросли купоны, то преврати их в деньги, – мне по случаю свадьбы моей милой Диди приходится порядком расходовать». В том же письме упоминает Тургенев о своих планах по продаже другого крупного лутовиновского имения – Кадное. Тургенев обожает вторую дочь Виардо Клавдию и пишет о ней Полонскому: «Прилагаю тебе фотографию моей любимицы Claudie… Будущего мужа ее зовут Шамеро и хотя он стоит такого счастья, но завидовать ему точно можно».

В мае 1874 года Тургенев приезжает в Петербург, останавливается в гостинице Демута, и тут нежданно-негаданно снова разбивает его подагра, да еще такая, «какой отроду не бывало – разом в обеих ногах, в обоих коленях». Мучился Тургенев сильно и лишь через две недели начал «полозить по комнате на костылях». Затем едет в Спасское и начинает снова бурную деятельность по раздобыванию денег.

К 1878 году почти все материнские имения распроданы, кроме Спасского. А деньги опять нужны, и Тургенев вынужден продать свою картинную галерею. Об этом он пишет своему давнему другу и протеже, поэту Якову Полонскому: «…делишки мои настолько крякнули, что я действительно вынужден был продать свою галерею. Но что до тебя касается, милый Яков Петрович, я почту за особое счастье быть твоим кредитором до конца дней моих – и, следовательно, тебе беспокоиться нечего…»

39. Буживаль. «Новь»

О Буживале мы впервые узнаем из письма Тургенева Полонскому в сентябре 1873 года: «…Я вернулся… в небольшое местечко около Парижа, называемое Буживаль, где я с моими приятелями Виардо снял дачу. Работать я не работал вовсе, а впрочем, был здоров, хотел было прибавить: и весел – да перо не поворачивается. Старость (а я сильно старюсь) да веселость не идут друг к другу».

Роскошное поместье в Буживале семейству Виардо приглянулось, и Тургенев в ноябре 1874 года покупает этот дом и парк и делает этот поистине королевский подарок певице. Знакомым он не хотел в этом признаваться и говорил, что приобрел эту землю и дом пополам с m-me Viardot, но в свете знали истину: он один все приобрел и подарил m-me Viardot. Великодушие Ивана Сергеевича в отношении семейства Виардо было безгранично. Раньше это роскошное поместье «Les Frenes» («Ясени») принадлежало супруге Наполеона Бонапарта Жозефине. Теперь в летнее время сюда переселялось семейство Виардо. Рядом с большим домом построил Тургенев себе маленькую дачу, которая по стилю напоминала его дом в Спасском.

Посетители описывали Буживаль восторженно. А.Г. Олсуфьева: «Les Frenes», большое поместье на горе. К большому дому две большие дороги, посыпанные крупным песком, ведут в гору. Везде цветы, кусты, расположенные группами по-старинному, с большим вкусом, тропинки под густою листвою великолепных деревьев, но что в особенности придавало какую-то странную прелесть этому уголку – это везде журчащая, поющая вода. Не только в бассейнах, но в кучах искусно набросанного камня, из-под мшистых стволов старых деревьев вытекают струйки чистой ключевой воды и журча тихонько текут по разным направлениям. Около большого дома Тургенев построил себе маленький «le chalet», шале».

Е.И. Апрелева, ученица г-жи Виардо: «Дача Тургенева находилась саженях в двадцати от дачи г-жи Виардо. Подниматься приходилось к обеим дачам от набережной Сены легким подъемом в гору, где на некоторой высоте белелась меж ясеней дача Полины Виардо, а на том же уровне, справа от нее, точно выступая из корзины цветущих фуксий и махровых пеларгоний, густою кустистою порослью обхвативших словно пестрым ярко-цветным поясом фундамент, бросался в глаза грациозный, изящный, как игрушка, резьбой украшенный «chalet» Ивана Сергеевича.

Швейцарский и русский стиль удачно соединялись во внешнем виде летнего приюта писателя, а внутри все отличалось строгою простотой и комфортом… Кроме общего сохранившегося в памяти впечатления художественного сочетания красок и линий во всей обстановке, мне припоминаются артистически