Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

Случай помог этому.

— Вам телефонограмма, доктор, — сказал, догнав меня, санитар, когда я по дощатому мостку через болото шел в амбулаторию.

Я беспокойно развернул листок. Телефонограмма за несколько часов до побега не может не беспокоить…

«Начальнику Санитарной Части, д-ру Солоневичу. Предлагается явиться сегодня к 17 часам на стадион Динамо. Начальник Административная Отдела Скороскоков».

На душе посветлело, ибо это вполне совпадало с моими планами.

Благополучно выйдя из ограды лагеря, я облегченно перевел дух. Первая задача была выполнена. Второй задачей — было уйти в леса, а третьей — уйти из СССР.

Ладно!

«Безумство смелых — вот мудрость жизни».

Рискнем!

Карта Карелии

Прерывистыми линиями намечен путь побега моего брата из Медвежьей Горы (север Онежского озера) и мой — из Лодейного Поля.

Мой последний советский футбольный матч

На стадионе «Динамо» предматчевая лихорадка. Команда Петрозаводска уже тренировалась на поле. Два ряда скамей, окружавших небольшую площадку с громким названием «стадион», уже полны зрителями.

Из своего маленького врачебного кабинета я слышал взволнованные голоса местных футболистов. Видимо, что-то не клеится, кого-то не хватает.

Приготовив сумку скорой помощи, я уже собирался выйти на площадку, как неожиданно в коридоре раздевалки столкнулся с капитаном команды — он же начальник адмотдела местного ГПУ. Толстое, откормленное лицо чекиста было встревожено.

— Доктор, идите-ка сюда. Только тихонько, чтобы петрозаводцы не услыхали. Тут наш игрок один в дымину пьян. Нельзя-ли что сделать, чтобы он, стервец, очухался?

На скамейке в раздевалке игроков, действительно, лежал и что-то мычал человек в форме войск ОГПУ. Когда я наклонился над ним и тронул его за плечо, всклокоченная голова пьяного качнулась, повела мутными глазами и снова тяжело легла на лавку.

— Нет, товарищ Скороскоков. Ничего тут не выйдет. Чтобы он очухался, кое-что, конечно, можно устроить. Но играть он все равно не сможет. Это категорически. Лучше уж и не трогать. А то он еще скандалов наделает.

— Вот, сукин сын! И этак подвести всю команду! Посажу я его на недельку под арест. Будет знать! Черт побери… Лучший бек!

Через несколько минут из раздевалки опять с озабоченным лицом вышел Скороскоков и с таинственным видом поманил меня в кабинет.

— Слушайте, доктор, — взволнованно сказал он тихим голосом, когда мы остались одни. — Вот какая штукенция. Ребята предлагают, чтобы вы сегодня за нас сыграли.

— Я? За «Динамо?»

— Ну, да. Игрок вы, кажись, подходящий. Есть ребята, которые вас еще по Питеру и по Москве помнят, вы тогда в сборной флота играли. Так, как — сыграете? А?

— Да я ведь заключенный.

— Ни хрена! Ребята наши не выдадут. А петрозаводцы не знают. Вид у вас знатный. Выручайте, доктор. Не будьте сволочью… Как это говорится: «чем черт не шутит, когда Бог спит». А для нас без хорошего бека — зарез.

Волна задора взмыла в моей душе. Черт побери! Действительно, «если погибать — так уж с музыкой». Сыграть разве, в самом деле, в последний разочек перед побегом, перед ставкой на смерть или победу? Эх, куда ни шло!

— Ладно, давайте форму.

— Вот это дело, — одобрительно хлопнул меня по плечу капитан. — Компанейский вы парень, товарищ Солоневич. Сразу видать — свой в доску.

Каково было ему узнать на следующий день, что этот «свой парень» удрал из лагеря сразу же после футбольного матча. Иная гримаса, вероятно, мелькнула у него на лице, когда он, отдавал приказание:

«Поймать обязательно. В случае сопротивление — пристрелить, как собаку».

Матч

«…Футбол — это такая игра, где 22 больших, больших дурака гоняют 1 маленький, маленький мячик… И все довольны»…

Я не берусь описывать ощущений футболиста в горячем, серьезном матче. Радостная автоматичность привычных движений, стремительный темп сменяющихся впечатлений, крайняя психическая сосредоточенность, напряжение всех мышц и нервов, биенье жизни и силы в каждой клеточке здорового тела — все это создает такой пестрый клубок ярких переживаний, что еще не родился тот поэт или писатель, который справился бы с такой темой.

Да и никто из «артистов пера», кроме, кажется, Конан-Дойля, и «не возвышался» до искусства хорошо играть в футбол. А это искусство, батеньки мои, хотя и менее уважаемое, чем искусство писать романы, но никак не менее трудное. Не верите? Ну, так попробуйте! Тяжелая задача… Не зря ведь говорит народная мудрость: «У отца было три сына: двое умных, а третий футболист». А если разговор дошел уж до таких интимных тем, так уж позвольте мне признаться, что у моего отца как раз было три сына и — о, несчастный! — все трое — футболисты. А я, мимоходом будь сказано, третий-то и есть.

Ну, словом, минут за пять до конца матча счет был 2:2. Толпа зрителей гудела в волнении. Взрывы нервного смеха и апплодисментов то и дело прокатывались по стадиону, и все растущее напряжение игроков проявлялось в бешеном темпе игры и в резкости.

Вот, недалеко от ворот противника наш центр-форвард удачно послал мяч «на вырыв», и худощавая фигура инсайда метнулась к воротам… Прорыв… Не только зрители, но и все мы, стоящие сзади линии нападения, — замираем. Дойдет ли до ворот наш игрок?.. Но наперерез ему уже бросаются два защитника. Свалка, «коробочка» и наш игрок лежит на земле, грубо сбитый с ног. Свисток… Секунда громадного напряжения. Судья медленно делает шаг к воротам, и мгновенно все понимают причину свистка:

Penalty kick!

Волна шума проносится по толпе. А наши нервы, нервы игроков, напрягаются еще сильней… Как то сложится штрафной удар? Пропустить удачный момент в горячке игры — не так уж обидно. Но промазать penalty-kick, да еще на последних минутах матча — дьявольски обидно… Кому поручат ответственную задачу — бить этот штрафной удар?

У мяча кучкой собрались наши игроки. Я отхожу к своим воротам. Наш голкипер, на совести которого сегодня один легкий мяч, не отрывает глаз от того места, где уже установленный судьей мяч ждет «рокового» удара.

— Мать моя родная! Неужто смажут?

— Ни черта, — успокаиваю я. — Пробьем, как в бубен…

— Ну, а бьет-то кто?..

В этот момент через все поле проносится крик нашего капитана:.

— Эй, товарищ Солоневич! Кати сюда!

«Что за притча. Зачем я им нужен? Неужели мне поручат бить?».. Бегу. Возволнованные лица окружают меня. Скороскоков вполголоса говорит: