Кони - Сергей Александрович Высоцкий

ведь насмешка над правосудием — Владислав Антонович Желеховский обвинял революционеров по делу «193-х», и после февральской революции уцелел. Даже первоприсутствовал.

Кони оторвался от своих тяжелых размышлений — писать решение об эвакуации все-таки было надо. Решать, какие бумаги вывозить в первую очередь, какие — в последнюю. Просить у министра спальные вагоны — в прочих господа сенаторы ехать отказывались. Он усмехнулся — вспомнил, как, будучи обер-прокурором, ехал вместе со знаменитым скрипачом Венявским в Харьков на открытой платформе с балластом.

«Ладно! Будем просить «карие» вагоны. И решать, сколько личного багажа смогут увезти сенаторы. Пусть везут, а я слишком стар и болен».

В первом департаменте решили, что сенат «по своему положению среди правительственных учреждений и по свойству подведомственных ему дел должен находиться в том месте, где пребывает Временное правительство…». А где оно пребывает и «пребывает» ли вообще? Сколько слухов ходит по городу.

Озаботились и скорейшим переводом в другой город сенатского архива, особенно подлинных государственных законов, манифестов, указов, всех документов до 1850 года. Решили вывезти находящиеся в здании ценные вещи, имеющие историческое или художественное значение, древние иконы из сенатской церкви.

Вопрос о немедленном выезде семейств сенаторов и чинов канцелярии первого департамента посчитали частным делом каждой семьи. У министерства юстиции попросили разъяснения о том, сколько пудов платного багажа будет разрешено взять сверх бесплатных пяти пудов, «так как, ввиду близости зимнего сезона, преклонного возраста и болезненного состояния… сенаторов, ограничиваться пятью пудами будет крайне затруднительно».

3

И еще ожидало Кони последнее дело, которое следовало разрешить в судебном заседании общего собрания уголовно-кассационных департаментов.

Летом 1917 года матрос Федор Силаев с крейсера «Аврора», стоявшего у Корабельной набережной, рядом с бывшим заводом Берга, находясь на корабле, написал «во внеслужебное время Военному и Морскому министру Керенскому письмо, в котором имелись такие слова: «Итак, убийца Керенский, уйди с поста, срок тебе 10 (десятого) июля 1917 г.».

Силаева арестовали. Керенский стал премьер-министром и, наверное, не часто вспоминал о матросе. Да и писем ругательных ему приходило все больше и больше. А следственное дело, раз уж было начато, закрутилось. Но очень медленно — никто не хотел брать на себя смелость судить матроса в такое горячее время. Начались «прения о подсудности». Военно-морской следователь считал, что раз письмо Керенскому написано во внеслужебное время, то и разбираться с Силаевым должны по принадлежности — судебные следователи, в участке которых находится Корабельная набережная. Но «цивильным» следователям тоже не хотелось «брать грех на душу», и они вернули дело в военно-морской суд.

«6 октября 1917 года Петроградский временный военно-морской суд, выслушав доклад по вопросу о подследственности и подсудности дела… объявил по 1545 ст. уложения о наказаниях: настоящее пререкание… представить на разрешение общего собрания кассационных департаментов Правительствующего Сената…»

Так попало дело к сенаторам. Кони основательно готовился к заседанию, на котором окончательно разрешился бы вопрос, кому взять на себя ответственность и судить Силаева. Сохранился в архиве листок с его пометками при подготовке вопроса. Как всегда, взвешены все «за» и «против».

Но когда собрались доставить в сенат самого «возмутителя спокойствия», то «по наведенной канцелярией Обер-Прокурора у н-ка Петроградской одиночной тюрьмы справке оказалось, что матрос Силаев освобожден утром 25 октября 1917 г.».

О том, что в 11 утра приказом Военно-революционного комитета освобождены находившиеся в тюрьмах Временного правительства Рошаль, Захаров, Толкачев, Силаев и другие, сообщила и газета «Рабочий путь».

Кони отпустил по домам сенатских чиновников, тех, кто еще приходил на службу. Прошел из залы заседаний по гулкому коридору к себе в кабинет.

В кабинете было прохладно, из окон нещадно дуло — похоже, что никто не собирался в этом году заклеивать щели. Анатолий Федорович аккуратно собрал все бумаги по делу Силаева, сложил в папку. «Неужели на этом ставится точка? — подумал он. — На нерешенном деле о пререкании между Военно-морским и гражданским судами? — Но тут же остановил себя: — С приходом новой власти не прекратится же судопроизводство! Пусть придут новые люди, с новым взглядом на жизнь, на добро и зло, с новыми понятиями о чести, но сама жизнь продолжится. Нужен будет и суд. «Соблюдающий правду и милость найдет жизнь, правду и славу, — вспомнил он строки из библии. — Соблюдение правосудия — радость для праведника и страх для делающих зло».

Густой, басовитый гудок на Неве отвлек Кони от грустных мыслей. Он подошел к окну. Прямо перед окнами сената очень медленно и осторожно надвигался бортом на гранитную набережную корабль. Ветер рвал в клочья и разносил над Невой клубы густого дыма, валившего из двух высоких труб. Красный флаг полоскался на флагштоке. Кони прочитал название: «Азов» — и вспомнил, что не раз уже слышал об этом военном транспорте, перешедшем на сторону большевиков.

За секунду до того момента, когда стальной борт «Азова» должен был столкнуться с гранитом набережной, матросы выкинули большие плетеные кранцы, транспорт слегка вздрогнул, и вот уже вахтенные на берегу, крепят его тросами к набережной. Без суеты, без лишних команд спущен прямо на парапет широкий трап. Один за другим с винтовками в руках, одетые в черные бушлаты матросы сходят на гранитную мостовую, строятся в шеренги. Командуют несколько офицеров и матросов. Невысокий человек в бушлате, остановившись перед строем, произносит короткую речь. Заканчивая, наверное, сказал что-то веселое — матросы дружно смеются. Звучит громкая команда: «На-ле-во!» Кони слышит ее даже через закрытые окна. Строй четко разворачивается и начинает свой марш в сторону Зимнего.

«Если у них везде такой порядок, — думает Кони, — они выиграли».

4

Бежал Керенский, арестовано Временное правительство. В Смольном II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов принял написанное В. И. Лениным воззвание «Рабочим, солдатам и крестьянам» о том, что власть переходит к Советам… В своем докладе Ленин предложил делегатам текст Декрета о мире, который был принят единогласно. Затем приняли Декрет о земле и сформировали первый состав Советского правительства…

А в сильно поредевшем сенате — кое-кто загодя бежал из Петрограда, кое-кто был арестован, но организованная эвакуация так и не состоялась — дебатировали вопрос о том, как вести себя в условиях перехода власти к большевикам.

«Журнал совещания г. г. Первоприсутствующих и Обер-Прокуроров I, II, III, IV и Кассационных Департаментов Правительствующего Сената», состоявшегося 30 октября 1917 года, донес до нашего