Анатолий Кожевников - Стартует мужество

Впереди показались бомбардировщики. Разворачиваюсь на заданный курс и выхожу на исходную позицию для атаки. Надо действовать так, чтобы меня не могли упредить своим «огнем» воздушные стрелки. Атакую совсем как на войне. Огромный самолет с четырьмя двигателями вписан в ромбики прицела. Длинная очередь, затем повторная атака. «Противник» уничтожен. Выхожу из последней атаки и ложусь на обратный курс. Подо мной бескрайнее море облаков, земли не видно, она где-то далеко внизу.

Иду на приводную радиостанцию аэродрома. В эфире постепенно смолкли команды — первый признак того, что целей в воздухе уже нет.

С командного пункта интересуются запасом горючего. Я запрашиваю расстояние до аэродрома. Оказывается, в погоне за бомбардировщиками я ушел на предельную дальность. Подобрав наивыгоднейший режим работы двигателя, иду домой. Вот стрелка радиокомпаса, вздрогнув, заколебалась и, повернувшись вокруг своей оси, встала на обратный курс: под самолетом аэродром. Захожу по системе на посадочный курс.

 — Разрешите посадку, — запрашиваю стартовый командный пункт.

 — Посадку разрешаю, — отвечает усталым голосом Соколов.

Выпускаю шасси и перевожу самолет на снижение. В облаках ощутимо болтает. И тут я замечаю, что при нормальном положении искусственного горизонта курс вдруг начинает увеличиваться и самолет разворачивается вправо. Исправляю отклонение обратным креном. Но что это? Крен уже достиг восьмидесяти градусов, а машина продолжает разворачиваться. Отказал авиагоризонт!

 — Девятьсот первый, вы отклоняетесь от глиссады вправо, — предупредил Соколов.

Пилотирую по другим вспомогательным приборам. Мелькнула мысль: «За все время учений ни разу не отказала матчасть, не было ни одной поломки, не обнаружено ни одной неисправности. И кто же принесет ЧП? Я сам…»

Если не выйду точно на посадочный, на второй заход не хватит горючего. Тогда придется прыгать с парашютом. А Соколов предупреждает: погода ухудшается, посадка с первого захода.

Все, что я умею, весь опыт летчика, который копил много лет, вкладываю в пилотирование. Я должен сесть с первого захода. Должен! Должен!

Из облаков вышел над промокшей серой землей. Крутой доворот, и самолет над дальним приводом. Проходит еще несколько секунд, и впереди вижу блестящую под проливным дождем посадочную полосу.

Самолет остановился. Моя посадка — последняя, на стартовом командном пункте опускают флаг: учения окончены.

 — Вот это нагрузка! — говорит подъехавший Ширанов. — Честно говоря, я за вас напереживался: без отдыха — и в стратосферу.

 — Если противник появится, об отдыхе думать будет некогда, — говорю замполиту. — Тут, как говорят охотники, бей в лет.

 — Так-то оно так, — соглашается и не соглашается Ширанов. Изменяет разговор: — А летчики у нас молодцы, выдержали испытание — днем и ночью, в любую погоду летали без ошибок. «Чем сложнее, — говорят, — тем интересней».

«Хорошо, что вовремя начали», — думаю я. А Василий Иванович, смело перехватывая мои мысли, говорит:

 — Вспомните, как начинали, трудно тогда приходилось. Зато теперь — всепогодники, сам черт нам не брат…

Проезжая мимо стоянки, мы с удовольствием наблюдали за послеполетным осмотром самолетов. Техники и механики в промокших комбинезонах работали уверенно, сноровисто. На командном пункте усталые, но сосредоточенные офицеры штаба готовили боевое донесение. В нем нужно отразить всю работу за время учений.

По нашим данным, мы не пропустили ни одного бомбардировщика «противника». А если бы это был настоящий противник? Работали и дрались бы еще лучше и злее.

«Любимый город может спать спокойно…» — вспомнились слова известной песни. И я сразу мысленно представил себе тысячи советских детей в кроватках. Да, они могут спать спокойно, их надежно прикрывают могучие крылья советских истребителей.