Семь эпох Анатолия Александрова - Александр Анатольевич Цыганов

все, кто мог. Из главка, из министерства. Сообщали к слову, что наверху нервничают, дёргают всю, считай, отрасль, требуют ответа, что произошло, и плана действий. А вот директору главного научного куратора атомной отрасли почему-то из Инстанции не звонят. Точнее, получается, звонят, но – через вторые руки.

Всё же напрасно он приветствовал те первые шаги нового генсека. Убеждал себя, что всё правильно: перестройка давно назрела – и в партии, и в стране. А уж в органах – и подавно.

Взять хоть историю с Сахаровым. Сначала вознесли молодого кандидата наук на предельную высоту за небольшие в общем-то заслуги. «Слойка» его впоследствии так и не пошла – РДС-6 испытали и поняли, что не годится. Но Сахаров уже вышел, фигурально говоря, на плакаты. Как же: молодой, русский, всего-то кандидат наук, а такой прорыв осуществил! А Берии, который всему знал цену, потому что везде имел глаза и уши, уже не было.

Зато Юре Романову не повезло. Тоже ученик Тамма, но в начале работы по водородной бомбе даже диссертацию ещё не защитил. Да и фамилия подкачала. Так и остался в «неизвестных ядерщиках», хотя и Сахарова поталантливее, и в создании «Царь-бомбы», что в 62‐м году испытали, одну из первых партий играл.

Александрову всегда было противно, когда партийный взгляд обращался на «неправильные» фамилии и детали личной жизни, отношения к делу не имевшие. А что в итоге? Хотели объять необъятное, а в итоге упустили, как к Сахарову просочилась Боннэр и захватила над ним полный контроль. Подзатыльники академику раздаёт теперь, голодать заставляет, чтобы даже не его, а её детей выпустили в Америку. И кто знает, что они вывезли из того, что было известно Сахарову из ядерных секретов страны? Да одного описания Арзамаза-16 достаточно, чтобы в ЦРУ друг друга до конца жизни премиями осыпали…

Телефонограммы правительственной и специальной связи. 5–6 мая, 7 мая, 10 мая 1986 г. Из открытых источников

А потом не нашли ничего лучшего, как метаться по принципу «хватай вагон, вокзал отходит!»… Лишить Сахарова наград! Выслать Сахарова! Исключить Сахарова из академиков!

И как ему, президенту академии, пришлось тогда отбиваться и изворачиваться, чтобы не допустить этой несусветной глупости! Как тогда на собеседовании в Политбюро говорил, глядя в рыбьи глаза Суслова и тяжёлые – самого Брежнева: «Видите ли, по уставу Академии все персональные вопросы решаются тайным голосованием на общем собрании, и я не уверен, что две трети академиков проголосуют за исключение Сахарова. Может получиться громкий политический скандал»…

Так что понятны были надежды, когда умер Брежнев и пришёл Андропов, что глупостей станет поменьше. И Горбачёв как креатура Андропова вызывал естественную симпатию. Но, похоже, ошибался он, старый, надеясь на Горбачёва. Нет, уже видно: не сумеет тот пройти сам и провести страну по новому курсу, стряхнуть с неё буквально цементную корку, которой она обзавелась за последние лет двадцать. Или, если быть точным, двенадцать – пятнадцать: признаки уже не компенсируемого никакими усилиями кризиса проявились с года 1972‐го. А в 1974‐м они стали явными, как пигментные пятна на коже старика.

Не тот характер у Михаила Сергеевича. Плоть от плоти и кровь от крови всё той же партийной номенклатуры. Удивляет только неподдельное воодушевление, с каким вещает обо всём новый генсек. Мол, энергию масс мы разбудим.

Знакомо до боли. И что, энергию атома голыми руками укротим?

За этот год, что Горбачёв у власти, стало ясно, что главное в его действиях – собственные амбиции, а не интересы страны. Интриги в ЦК – основное занятие. Вкупе с публичным балабольством – взрывоопасная смесь…

Вот и теперь, когда явно что-то экстраординарное произошло в Чернобыле, первому лицу следовало бы главным делом обратиться к военным и к атомщикам. Дать им все оперативные права и полномочия. Соединить. Чтобы они вместе – так сказать, руки и головы – разобрались в том, что произошло и что делать. Военные – сила в подобных обстоятельствах: нацелены на быструю работу с подобными авариями, знают всё о борьбе с радиационными заражениями, обучены проводить мероприятия по гражданской обороне. Атомщики – голова, которая знает, на что нацелить руки.

Но судя по тому, что сказал Ахромеев, военные действуют сами по себе, а Горбачёв лишь принимает их информацию к сведению. На атомщиков он тоже не выходит.

Так что Анатолий Петрович не удивился, когда после полудня отзвонился Легасов и заявил, что его назначили в Правительственную комиссию, немедленно отбывающую к месту аварии. Согласовать, хотя бы мнение спросить директора головного атомного института – нет, увольте!

Валерий – умный парень, энергичный, не отнять. Но что на аварии с реактором делать химику? Если бы и в реакторах ещё как следует разбирался…

Ладно, нет доверия Александрову. Он стар и является лицом заинтересованным, как один из создателей реакторов типа РБМК. Хорошо, возьмите тогда Велихова. Тоже заместитель. Молодой ещё, 35‐го года. Правда, уже десять лет управляемым термоядом занимается, но и в атомных реакторах, естественно, разбирается. А главное, грамотен и идеи генерирует безудержно. Часто – весьма перспективные.

Впрочем, ясно всё! Легасов – в их новой обойме. В отличие от Велихова. Который, правда, тоже ведь в активистах значится – в ЦК ВЛКСМ заседал, сейчас Комитет советских учёных в защиту мира возглавляет…

Анатолий Петрович внутренне усмехнулся. Заседает он там вместе с Виталием Гольданским. Зятем академика Семёнова Николай Николаевича. А с тем ой какие воспоминания связаны!

* * *

Ахромеев звонил еще несколько раз. Рассказывал, что выявили военные. Сведения чем дальше, тем ужаснее. Реакторный цех разрушен практически полностью. Реактор разрушен. Активная зона разрушена. Горит графит. Маршал сообщил данные воздушной и наземной радиационной разведки. Просил помочь с определением степени опасности аварии и, главное, с тем, что можно сделать, чтобы поскорее перекрыть выбросы радиации в атмосферу. А выбросы небывалые…

Александров не собирался скрывать от своих сотрудников ничего. Покамест никаких указаний по поводу секретности не поступало – то ли наверху растерялись, то ли ещё что, – круг полезных людей стоило расширить загодя. Дабы потом не хвататься за воздух в поисках допущенного специалиста.

Нина Васильевна поначалу приглашала специалистов по одному. Те приходили и… оставались. За ними подтягивались те, кого они вызвали. Люди приходили и тоже не уходили. Так в кабинете – уже не до гриппа было, да и как держать людей на расстоянии, когда из зоны аварии буквально валящие с ног сведения поступают, – полустихийно возник антикризисный штаб. В него вошли практически все ведущие сотрудники – реакторщики, физики, специалисты по физике плазмы,