Вольная русская литература - Юрий Владимирович Мальцев

Николая Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма». По праву, ибо Бердяев – сегодня, пожалуй, самый актуальный и самый читаемый русский философ. Достаточно вспомнить о «Бердяевском кружке» в Ленинграде, репрессированном КГБ.

Замечательно предисловие к книге, написанное А. Колосовым (видимо, псевдоним)[294] и тайно пересланное из Советского Союза. В нем самиздатский автор с большой проницательностью анализирует те аспекты книги Бердяева, которые актуальны для нас и сегодня, и очень убедительно говорит об универсальном значении русского опыта и русского коммунизма. Настоящее издание книги Бердяева представляет собой первый перевод на итальянский этого произведения с русского подлинника. Как известно, работа Бердяева «Истоки и смысл русского коммунизма» была издана сначала по-английски, в 1937 году, и тогда же она была переведена на итальянский с английского, но теперь то издание стало уже библиографической редкостью.

Вторая книга, вышедшая в серии «Русские пропилеи» – это «Переписка из двух углов» Вячеслава Иванова и Михаила Гершензона. Книга эта, изданная в 1921 году еще тогда свободным издательством «Алконост» (на обложке читаем вызывающее: «Петербург 1921», а вовсе не Петроград) в количестве 2 тыс. экземпляров, сразу же вызвала огромный интерес в России и за границей, была переведена на многие языки. О ней высоко отзывались Мартин Бубер и Габриэль Марсель. Сегодня книга снова привлекает к себе интерес на Западе и в России, ибо она оказывается снова актуальной во всякую кризисную эпоху, когда со всей остротой ставится проблема соотношения культуры и свободы, культуры и веры. Очень квалифицированное предисловие написано Алексеем Рудневым (тоже, видимо, псевдоним).

Настоящее итальянское издание книги снабжено также интересным приложением: впервые публикуется большое письмо Вяч. Иванова французскому критику Шарлю Дю Бо. В 1931 году Шарль Дю Бо попросил Вяч. Иванова разъяснить, изменились ли за прошедшие после выхода «Переписки из двух углов» десять лет его взгляды на затронутые в книге вопросы. Иванов ответил критику очень интересным письмом, которое должно было быть опубликовано в итальянском издании «Переписки из двух углов» в 1932 году. Но по личному указанию Муссолини публикация эта была запрещена. Фашистский режим в то время стремился избегать всяких полемических высказываний в адрес советского режима. Запрещено было Иванову фашистскими властями также и преподавание русской литературы во Флорентийском университете, где ему собирались дать кафедру.

В серии «Русские пропилеи» готовятся к печати «Умозрение в красках» Евгения Трубецкого, «На весах Иова» Льва Шестова и «Христианство и классовая борьба» Николая Бердяева с интереснейшим предисловием Евгения Вагина, одного из основателей подпольного Всероссийского Социал-Христианского Союза Освобождения Народа, проведшего в лагерях восемь лет и недавно выехавшего на Запад.

Издательство «Матренин двор» в своей работе сталкивается с большими трудностями. Главная трудность – распространение. Молодой издательский кооператив не располагает средствами для широкой рекламы своих книг, нет у него и своей сети магазинов по всей стране, как у крупных издательств. При большой конкуренции, когда десятки издательств непрерывно наводняют книжный рынок массой новых книг, без рекламы и без широкой информации никому не известному издательству очень трудно найти своего читателя. Члены кооператива вложили все небольшие имевшиеся у них средства в издание первых книг, и только после продажи этих первых публикаций, вернув обратно вложенные деньги, они смогут приступить к печатанию других запланированных книг. Какое-то время, пока издательство не завоюет признание компетентных читательских кругов, ему придется вести суровую борьбу за существование. Но первые результаты обнадеживают: уже продано более половины тиража первых шести книг (а некоторые из этих книг распроданы полностью). Россия и русские проблемы (которые так или иначе оказываются и проблемами мировыми) вызывают сегодня большой интерес, и по-настоящему глубокое и интересное освещение этих проблем (а таким, судя по началу, будет лицо этого издательства), надеемся, будет оценено по достоинству.

Промежуточная литература и критерий подлинности[295]

Еще не смолкли споры о том, сколько ныне в России литератур – две или одна (спор беспредметный, спор о словах, ибо как это ни назови – двумя ли разными литературами или двумя направлениями внутри одной литературы, а бесспорным остается факт органической взаимной несовместимости Солженицына и Софронова), а некоторые западные критики сделали уже новое открытие: существует третья русская литература, не диссидентская и не советская, а промежуточная, нейтральная. Эти «промежуточные» писатели (Ю. Трифонов, Ф. Абрамов, В. Белов, В. Астафьев, Б. Можаев, В. Шукшин, В. Распутин, В. Тендряков и др., список варьируется в зависимости от вкусов критика) не славят советскую власть и мудрую партию, как советские писатели, и не обличают советский режим, как писатели-диссиденты, – а просто пишут хорошие книги. И не только хорошие, но и правдивые. При этом их в отличие от диссидентов (которые ведь тоже пишут правдиво) почему-то не только не сажают в сумасшедшие дома и лагеря, не только не преследуют и не высылают за границу, а напротив, осыпают всяческими милостями и допускают к привилегиям, которыми пользуется лишь высшая каста советского общества.

Даже до всякого знакомства с этой промежуточной литературой возникает сомнение: а возможно ли такое? Возможна ли нейтральная литература в идеократическом государстве, где вся атмосфера наэлектризована, пронизана положительными и отрицательными идеологическими зарядами? А отказ славить советский строй, этот «высший этап всемирной истории», этот поразительный плод «научной» марксистской теории, не есть ли уже проявление диссидентства? И как сильно должно быть отвращение к «грандиозным успехам» социализма, чтобы в условиях общеобязательного энтузиазма писатель уклонялся от обязанности ликовать?

Уж мы-то знаем, что многие из этих «нейтральных» в узком кругу ведут порой такие речи, что их можно прямым путем отправлять в Потьму по 70-й. И сколько раз уже эти нейтральные и промежуточные подводили западных критиков: только они выстроят свою тонкую концепцию творчества прогрессивного и талантливого советского писателя, как вдруг этот прогрессивный и талантливый бежит за границу, развязывает язык и начинает говорить и писать такое, что со всей срочностью его приходится переквалифицировать в реакционера и бесталанного. Но вся закулисная, внелитературная сторона не должна быть предметом рассмотрения в этой статье (и по мотивам методологическим, и по мотивам конспиративным), а потому мы ограничимся рассмотрением лишь литературных фактов, то есть книг, написанных этими «промежуточными».

Читателю, воспитанному в школе на Горбатове и Грибачеве, на Корнейчуке и Кочетове, действительно, есть от чего обомлеть. Открываешь, читаешь – и глазам своим не веришь, как это в советской типографии могло быть напечатано такое. У Бориса Можаева мы находим такие описания нищеты, что по сравнению с ними блекнут даже знаменитые радищевские (да ведь еще та нищета тенденциозно преувеличена, если верить Пушкину). Мы читаем также у него о сибирских рабочих, живущих в скотских