Ярослав Иосселиани - Огонь в океане

Архипов нехотя пошел в матросский кубрик, а я направился на стадион Мейфильда, где был назначен сбор футбольных команд офицерского состава флотилии.

Командир флотилии назначил себя вратарем английской команды. Трипольскому тоже волей-неволей пришлось получить такой же, высокий спортивный пост.

Все заняли свои места, и игра началась. Первые же минуты показали, что как футболисты мы и англичане стоили друг друга, — недаром облепившие ограду стадиона мальчишки усердно смеялись и то и дело скандировали что-то.

Подобно моим товарищам, я носился по полю за мячом, с размаху натыкался на кого-то, падал, вскакивал и снова падал. Мяч сравнительно часто бил меня то по голове, то по рукам, но ногой я ни разу так и не смог его достать.

— Не бегай по всему полю! — время от времени напоминал мне Паластров, игравший центром нападения. — Иди на свое место!

И действительно я часто забывал о том, что было написано в шпаргалке Падчина, входил в азарт и носился за мячом. Один раз я даже влетел вслед за ним в свои ворота, сбив с ног растерявшегося Трипольского.

— Спокойней! — не на шутку рассердился комдив. — Что ты носишься? Да и глаза у тебя вытаращены, как у Ивана Грозного после убийства сына!

В конце концов я устал бегать, получать толчки и удары и начал подумывать, как бы улизнуть с поля. Но неожиданно объявили окончание матча.  Оказалось, что у судьи остановились часы, и мы играли лишних полчаса.

— Счет пятнадцать к семи в пользу русских! — торжественно провозгласил судивший игру англичанин.

После матча обе команды долго разглядывали полученные синяки и кровоподтеки.

— Поздравляю вас, командер Трипольский, — объявил командир флотилии, — вы блестяще отбивали мячи!

— Это не я, — смеялся комдив, — мяч сам ударялся об меня и отскакивал. Я его ни разу так и не смог поймать руками, а ногами... не помню. В этой свалке разве увидишь?

— Вот кто лучше всех играл, — командир флотилии нашел меня глазами, — он очень вам помог выиграть.

— Да я же ни разу не ударил в мяч, мистер...

— Это неважно! — перебил меня англичанин. — У вас был такой страшный вид, что наши офицеры, как зайцы, бегали от вас.

— Он и своих пугал не меньше, — вмешался Паластров, рассматривая свою поврежденную в игре ногу. — По-моему, меня искалечил именно он...

За воротами меня встретил матрос Архипов. Он удивленно смотрел на меня. Вид у меня был неважный.

— Ну как? Проиграли? — решился он, наконец, спросить.

— Выиграли.

— Не может быть!

— Что за неверие в свое начальство? — шутливо пожурил я матроса. — Пойду помоюсь, оденусь, приведу себя в порядок. Пообедаем и пойдемте на стадион, понятно?

— Так точно, товарищ командир! — живо ответил матрос и вприпрыжку поспешил к своим друзьям сообщить необычайную новость: наши выиграли футбольный матч.

После обеда часть офицеров и группа матросов  и старшин пошли по приглашению американцев смотреть состязания по боксу.

У входа на стадион нас встретила группа девушек. Они собирали пожертвования в пользу жителей, пострадавших от фашистских бомбардировок. Мы вручили им некоторую сумму, прошли на свои места и тут же убедились, что опоздали. Начался уже последний раунд. Произошла какая-то ошибка: американский лейтенант пригласил нас на два часа позже, чем следовало.

Мы увидели встречу двух последних боксеров — американца и голландца. Прозвучал удар гонга, соперники, как полагается, пожали друг другу руки — и бой начался. Американец сравнительно быстро начал одолевать противника. Бой закончился его победой. Судья высоко поднял руку победителя.

На ринг петушком выскочил лейтенант Гильтон и крикнул в микрофон:

— Победителем состязаний по боксу объявляю американского моряка! Эта победа тем знаменательнее, что здесь, как видите, нет профессионалов-боксеров.

Я переводил речь Гильтона своим матросам.

— Если Джим Оули, сегодняшний победитель, — продолжал американец, — раньше дрался на спортивных встречах в Америке, то теперь он простой воин-моряк, любящий спорт, как и все американские моряки.

— А остальные будто спорт не любят! — проворчал Архипов.

— Спорт и мы любим, а все-таки с боксом-то у нас на корабле плоховато.

А Гильтон между тем продолжал:

— В состязаниях принимали участие моряки всех союзных кораблей, находящихся в настоящее время в порту. Только русские не выставили своих боксеров, несмотря на наше приглашение.

Лейтенант-американец откашлялся:

— Прежде чем вручить победителю денежный приз, я объявляю еще раз: не желает ли кто-нибудь  из публики оспаривать приз победителя? Если есть такой, то прошу на ринг!

Я перевел эти слова Архипову. Он вдруг встрепенулся и, глядя мне в глаза, умоляюще сказал:

— Товарищ капитан третьего ранга, разрешите?

— Что разрешить?

— Разрешите драться с американцем?

— Так вы же не боксер?

— Конечно, не профессиональный боксер, но кое-что в этом деле кумекаю... У нас в Туле при заводском клубе был кружок, я занимался... Прошу рàзрешения, товарищ капитан третьего ранга.

— А не подведете? — нерешительно спросил я. — Помните, здесь дело идет о чести флага.

— Знаю, товарищ капитан третьего ранга. Позвольте?

— Подведет, товарищ командир, наверняка подведет, — взволнованно вмешался Иван Откушенный. — Не тренировался он. Нельзя так идти, Алексей!

— Ты за собой следи, — метнул в его сторону злой взгляд Архипов, — а то дал какому-то шалопаю ухо съесть...

Архипов передал мне на хранение свой комсомольский билет и побежал на ринг.

Лейтенант Гильтон объявил, что один из русских матросов изъявил желание участвовать в финальном состязании с победителем. В его голосе и в жесте, которым он указал на Архипова, отчетливо прозвучала ирония. По трибунам пронесся гул. Архипов рядом с рослым американцем выглядел маленьким и очень юным.

Американец начал бой в быстром темпе. Он наскакивал на своего низкорослого и робкого на вид противника и с первых же минут стал его заметно одолевать. Удары американца заставляли Архипова переходить к обороне.. Сам он наносил редкие и явно слабые удары.

— Ну что он полез?.. Зачем полез против профессионала драться? — ерзал на месте Грачев.

— Подожди! Алешка ведь ловкий. Он еще  покажет этому верзиле!.. — не очень настойчиво возражали ему матросы. Видно было, что и они сильно переживают за Архипова.

— Спокойнее, товарищи, спокойнее! — то и дело говорил я матросам, тщетно стараясь скрыть собственное волнение.

В публике то тут, то там раздавался смех. Смеялись над Архиповым.