Родерик Грэм - Мария Стюарт

Бальи выдержал первый допрос на дыбе, но был обманут другим двойным агентом Бёрли, человеком по имени Стори, и раскрыл ему шифр: цифра «40» обозначала Марию, а «30» — испанского посла. Получив эту информацию, Бёрли ослабил свою хватку, и епископ снова посетил Бальи, наказав ему не беспокоиться. На самом деле Бальи освободили в 1573 году, и он умер в Брюсселе в почтенном возрасте восьмидесяти пяти лет.

Шрусбери теперь усилил охрану Марии, потребовав, чтобы слуги покидали ее покои в девять часов вечера и не возвращались до шести часов утра; чтобы ни один из них не имел шпаги; чтобы никто из них не имел луков и стрел, за исключением тех случаев, когда они сопровождали Марию; чтобы не было никаких прогулок, если его не предупредили за час; и наконец, если бы прозвучал сигнал тревоги, вся свита Марии должна была немедленно вернуться в свои покои. По всему королевству запирали двери конюшен.

Мария сразу потребовала от епископа Росского обратиться к Елизавете за разрешением для нее отправиться на воды в Бакстон ради излечения от ее болезни «и приступов дурноты», а также попросить, чтобы из Франции к ней прибыли врачи, «которые лучше знают мою болезнь», и чтобы, «поскольку королева решила держать меня в этой стране постоянно», ей разрешили выезжать на псовую и соколиную охоту. Мария заверяла Елизавету, что не станет пытаться бежать, но просила увеличить число ее слуг, а также выплатить ей доход от владений в Шотландии. Мария устанавливала условия того, что она считала жизнью в плену. Она стала бы ее уделом, если бы все заговоры провалились, а помощь не пришла. Ей предлагали много планов заменить ее другой женщиной или освободить с применением силы. Тайные письма прятали внутри посоха, однако благодаря постоянной бдительности Шрусбери все попытки провалились, а в Лондоне продолжалось расследование заговора Ридольфи.

Третьим адресатом перехваченных писем был епископ Росский. 13 мая 1571 года его арестовали и поместили в доме епископа Илийского в Холборне. Условия его заключения были мягкими: он путешествовал в свите епископа и получал в подарок дичь и даже надушенные перчатки. Лесли признался, что Ридольфи вез написанные в марте письма от Марии герцогу Альбе, папе и Филиппу II. Некоему персонажу, обозначенному в письме шифром «40», должны были быть выплачены деньги; «после длинной паузы» Лесли подтвердил, что цифра «40» обозначала Марию. От имени Марии Ридольфи должен был убедить Альбу высадиться в Дамбартоне или Лите с полученными от папы деньгами. Ридольфи рекомендовал Херрису и Флемингу в Дамбартоне некоего Джонсона как «человека, испытанного в боях». Он также предложил испанцам высадиться на восточном побережье, возможно в Хариче, который он ошибочно помещал в Норфолке.

В ходе длинного признания Лесли сказал Бёрли, что еще в августе 1570 года, будучи в Эренделе, Ридольфи предложил Норфолку, Эренделу и Пемброку захватить казначейство в Тауэре. Он также привел детали того, что Ридольфи делал в прежних поездках. Бёрли сообщили, что Мария верила — папа и Филипп на ее стороне, друзья в Англии помогут освободить ее — и просила епископа выяснить мнение Норфолка. Она также просила папу выдать Ридольфи 12 тысяч крон, а поскольку его брат был банкиром в Риме, это легко было устроить. Ридольфи должен был выделить средства для Уэстморленда и леди Нортумберленд и сохранить остальное для собственных целей. Норфолк теперь запрашивал меньше средств, чем в марте, а Лесли явно брал свои цифры из воздуха. Ридольфи убедил епископа уговорить Норфолка написать для него рекомендательные письма, хотя герцог «был против этого». Заботившийся только о собственном выживании Лесли сообщил Бёрли, что Норфолк вскоре открыто объявит себя католиком. Он также утверждал, что Норфолк был доволен договором об урегулировании, но боялся появления короля Якова в Англии, и предложил, чтобы о ребенке заботился граф Шрусбери.

Со своей стороны, Шрусбери допросил Марию, решительно отрицавшую факт переписки с Ридольфи или кем-либо, обозначенным шифром «40» или «30». Она признала, что писала иностранным государям, прося помощи против шотландских мятежников, но решительно отрицала, что злоумышляла против Елизаветы.

В результате допроса епископа и предательства Бальи в руках правительства оказалось более чем достаточно улик, и 3 августа 1571 года сэр Ральф Сэдлер арестовал Норфолка в его лондонской резиденции Ховард-Хаус. При Норфолке «находилось два человека, пять или шесть поваров, готовивших ему еду, и не более того». За герцогом присматривали сэр Генри Невилл и шесть охранников. Норфолк получил 600 фунтов золотом от французского посла и отправил деньги в Шотландию. По пути гонец открыл сумку и обнаружил там золото и зашифрованное письмо, которые были немедленно переправлены Бёрли.

Примером проявления полной поддержки Елизаветы может служить графство Норфолк, где поселились протестанты, бежавшие из Нидерландов от карающей длани Альбы. Местные католики во главе с тремя местными землевладельцами — Трокмортоном, дальним родственником посла, Эпплйярдом и Редменом — были арестованы и признались в подготовке восстания с целью освобождения герцога Норфолка и смещения Елизаветы с престола. Мария в признаниях не упоминалась и скорее всего, не знала о восстании, но между строк прочитывалось желание заговорщиков поместить ее на трон вместо Елизаветы. 30 августа трех зачинщиков повесили, выпотрошили и четвертовали, а некого Херберта и еще одиннадцать других приговорили к пожизненному заключению. На плахе Трокмортон сказал: «Сейчас они радуются, но через несколько дней пожалеют об этом». Это вызвало у Елизаветы новый приступ озноба, а прочерченная заботами борозда на лбу Бёрли углубилась. Сначала Северное восстание, затем эта попытка мятежа, а шотландская королева все время ждет своего часа где-то в стороне. Шрусбери немедленно отправили гонцов с приказом еще усилить охрану.

Месяц спустя после ареста Норфолк вернулся в Тауэр «без всяких затруднений; при нем были только те слуги, что являются нашими друзьями». На следующий день Сэдлер сообщал: «Он вел себя смиренно, опустившись на колени, со слезами молил Ее Величество о милосердии, сокрушаясь о том, что оскорбил ее, и страстно желая загладить вину».

Сначала Норфолк утверждал, что ничего не знал о заговоре, так как не читал писем и не знал, где хранится шифр. Это было явной ложью, так как за несколько дней до того слуга Норфолка Роберт Хигфорд показал, что «Алфавит» находился «под подушкой у окна у входа в покои милорда».

8 сентября Норфолк написал Елизавете длинное и многословное оправдательное письмо, а три недели спустя показал, что кодовым обозначением Роберто Ридольфи были буквы «ИЛ», но утверждал, что встречался с итальянцем лишь однажды. По его мнению, многие признавали права Марии на престол, а сам он собирался писать Альбе. Он не знал ни о каком договоре с Альбой, ни о списке заговорщиков и никогда не говорил о портах высадки. С момента «последних затруднений» он не обсуждал с Марией брак или оказание ей помощи, будь то устно, письменно или через посредников. Он только говорил с Джоном Лесли, епископом Росским, относительно «Условий освобождения» Марии и ничего не знал о Ридольфи, так как тот покинул страну. Герцог просто пытался увязать никак не желавшие сходиться концы, а поскольку он считал, что казнь близка, то о правде совершенно не заботился.