Читать книги » Книги » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Подлинная жизнь Дениса Кораблёва. Кто я? «Дениска из рассказов» или Денис Викторович Драгунский? Или оба сразу? - Денис Викторович Драгунский

Подлинная жизнь Дениса Кораблёва. Кто я? «Дениска из рассказов» или Денис Викторович Драгунский? Или оба сразу? - Денис Викторович Драгунский

Читать книгу Подлинная жизнь Дениса Кораблёва. Кто я? «Дениска из рассказов» или Денис Викторович Драгунский? Или оба сразу? - Денис Викторович Драгунский, Денис Викторович Драгунский . Жанр: Биографии и Мемуары / Литературоведение.
Подлинная жизнь Дениса Кораблёва. Кто я? «Дениска из рассказов» или Денис Викторович Драгунский? Или оба сразу? - Денис Викторович Драгунский
Название: Подлинная жизнь Дениса Кораблёва. Кто я? «Дениска из рассказов» или Денис Викторович Драгунский? Или оба сразу?
Дата добавления: 22 ноябрь 2023
Количество просмотров: 116
(18+) Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Читать онлайн

Подлинная жизнь Дениса Кораблёва. Кто я? «Дениска из рассказов» или Денис Викторович Драгунский? Или оба сразу? читать книгу онлайн

Подлинная жизнь Дениса Кораблёва. Кто я? «Дениска из рассказов» или Денис Викторович Драгунский? Или оба сразу? - читать онлайн , автор Денис Викторович Драгунский

Новая книга Дениса Драгунского – «Подлинная жизнь Дениса Кораблёва» – почти автобиографический роман, путешествие вглубь себя, диалог со своим литературным двойником. Про семью, про детство и взросление в Москве 1950–60-х годов, про папу с мамой и круг их друзей; про квартиру в Каретном Ряду и дом в писательском поселке, про дачных и школьных приятелей, про первые влюбленности, про зависть, жалость, глупость и счастье. Про выдуманного Виктором Драгунским вечно веселого мальчишку Дениску Кораблёва – и про настоящего Дениса Драгунского, которого с ним часто путают.
В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Перейти на страницу:
никакой необходимости ее укачивать. Наверное, маме казалось, что так будет убедительней. Для кого? Да для нее самой. Женщина с грудным ребенком. Муж и сын ушли и сгинули бесследно. Ночь. Она одна. Конечно, оставить ребенка спать в детской кроватке, а самой улечься рядом в большой мягкой кровати или хотя бы прикорнуть на диване – это как-то неубедительно. А вот сидеть на краешке кресла и ронять слезы на запеленутого младенца – вот это действительно тревога, страдание, одиночество. Это убедительно. «Верю!» – сказал бы Станиславский. Нет, это я просто такой гадкий тип.

На следующую зиму, когда Ксюше уже исполнился годик, меня собирались отправить в какой-то молодежный дом отдыха. Но что-то сорвалось – что называется, по техническим причинам: пансионат внезапно закрылся на ремонт.

Мне предстояло провести зимние каникулы дома. Впрочем, я и раньше почти всегда оставался в Москве, кроме одного смешного случая, когда я ездил в зимний пионерский лагерь. Но в этот раз я очень огорчился – именно потому, что я долго к этой поездке готовился, представлял себе, что там будет, что-то планировал, о чем-то мечтал (скорее всего, о неожиданных встречах с прекрасными девушками: мои текущие любови этим мечтам ничуть не мешали). И вдруг – бабах, отмена.

Помню, как я ходил по комнатам очень мрачный и папа мне вдруг сказал: «Наверное, расстраиваешься, что не едешь?» Я сказал: «Ну, в общем-то, да». – «Понимаю, – сказал папа. – Тяжело бывает, когда что-то отменяется. Но знаешь, что я тебе скажу. Вот мы сейчас здесь вчетвером – ты, я, мама, Ксюша, то есть даже впятером – и няня Поля. Тихие зимние дни. Я тебе точно говорю – ты еще не раз в своей жизни вспомнишь эти дни, эти вроде бы скучные вечера в семейном кругу. Вспомнишь и слезами обольешься», – неожиданно закончил он. Я пожал плечами, пройдя мимо него, обнял, поцеловал и пошел в свою комнату. Странное дело, но он оказался прав. Это был последний целиком и полностью счастливый год в нашей семье – когда папа был еще совершенно здоров. Потому что следующим летом у него и случился первый сосудистый криз (а может, даже инсульт) и все в нашей жизни стало расклеиваться и разъезжаться. И не то чтоб я так уж сильно обливался слезами, вспоминая эти уютные вечера на Каретном, но удивлялся – как это он сумел предчувствовать.

И вот теперь, когда я, чего уж скрывать, на восьмом десятке иногда тоскую о прошедшей молодости – я думаю не о кутежах ночи напролет, не о вине и картах, не о внезапных поездках черт-те знает куда, не о рассветах в объятиях красавиц, когда солнце золотит крыши и прочее фа-фа-ля-ля – ах, нет. Я думаю о зимних вечерах, когда я сижу с книжкой у себя в комнате, папа что-то пишет у себя, мама возится с маленькой сестричкой и та тихо и ласково попискивает, а няня Поля сейчас позовет нас всех ужинать. «Ох, времени тому!» – как писал протопоп Аввакум.

В пятнадцать лет я смотрел на себя в зеркало, и мне иногда казалось, что я выгляжу как-то нарочито ужасно.

Любовь моих родителей ко мне была огромна, беззаветна и щедра. Но она почему-то не включала в себя хорошую одежду. Не говоря уже о модной или красивой. Я обычно донашивал папины джемперы, пуловеры и свитера. А после папиной смерти – его дубленку и зимнее пальто (или шубу, не знаю, как назвать это странное сооружение из дорогого светлого габардина с большим воротником из щипаной нутрии и на подкладке из кроличьего меха). Штука очень теплая, недешевая и – нелепая.

Однажды я пришел на день рождения к Маше Зверевой, и одна девочка, глазами показывая на меня, громким шепотом сказала своей подруге: «Смотри, он в том же пуловере, что и в прошлый раз». Мне стало обидно, и я рассказал папе. Папа всплеснул руками: «Ты что! Она совсем другое в виду имела! Она заметила, какая красивая вещь!» Пуловер был папин. Кстати, правда красивый, из тонкой шерсти, с элегантным узором. Поэт Яша Аким говорил мне: «Какая изящная штука! Это папа тебе отдал? Я бы на его месте не отдавал, сам бы носил!» Мне показалось, что он это нарочно сказал, что папа его подговорил. Пустые подростковые обиды.

Папа часто повторял мне: «Как хорошо, что ты не девчонка. Девчонку надо было бы одевать в разные наряды. А что мальчишке надо? Куртка, ковбойка, штаны из чертовой кожи – и вперед, на штурм вершин мироздания».

Я постепенно к этому привык. Смешной случай: мне пятнадцать, у меня полугодовалая сестра, у мамы опять (как и в моем младенчестве) нет молока. Мы на даче, молочная мама живет в соседнем поселке. Мне позавчера сшили у портного новые черные брюки. Дорогая мягкая шерсть, наглаженные стрелки. Я сажусь на велосипед и мчусь за молоком. Дождь. Грязь. Лужи. Я падаю. Мало того что я до крови рассадил коленку – я в клочки на этой коленке порвал брюки. Зачем я поехал в дождь и грязь в новых брюках? Ответ один: запрет самому себе – на красоту и удобство.

Так что иногда мне казалось, в зеркало глядя, что я действительно страшен и нелеп не только лицом с толстым носом, сальными курчавящимися волосами и зубами с пятнышками, но и одеждой тоже. Однажды пришел в ресторан ЦДЛ, где был папа. Зачем я это сделал, сам не знаю, потому что в таком виде вообще-то на люди не показываются. Мало того что на мне был огромный дурацкий красный свитер с широким воротником, тоже бывший папин, но сидевший на мне прямо-таки мешком, какие-то ботинки со сбитыми носами, мятоватые шерстяные брюки. Но мало и этого. У меня еще на носу вырос огромный прыщ. Просто-таки целый фурункул, прямо на переносице. Он лопнул и немножечко сочился. И я вместо того, чтобы сидеть дома, засыпал его толченым стрептоцидом, представляете себе картиночку? И в таком виде пошел гулять, и как-то так вышло, что я оказался около Дома литераторов, а там у самого подъезда стояла вроде бы папина «Волга». Светло-светло-серая, цвета «белая ночь». Убедившись, что это действительно папина машина – номерной знак 86–30 МОИ, – я неизвестно зачем шагнул в подъезд и вполне нахально и уверенно сообщил тетеньке-контролерше, что я сын писателя Драгунского, а писатель Драгунский, судя по автомобилю, сейчас находится здесь. Меня пропустили. Действительно, папа сидел в компании каких-то художников. Я до сих пор удивляюсь его самообладанию, помноженному на какую-то невероятную любовь. Потому что я на его месте вышел бы из-за стола и сказал бы

Перейти на страницу:
Комментарии (0)