На линии огня - Семён Михайлович Борзунов

Открыл ее, образно говоря, как открывают материки. Это был материк Великого Бедствия. И его надо было еще освоить и изучить. Не весь, разумеется, а лишь в той части, где предстояло ступить его ноге.

…11 июля 1941 года. Эшелон прибыл под Ельню. Уже разрушенную. Пешие люди спускаются в пойму Днепра, еще не форсированного врагом. С рассвета дотемна — рытье гигантской извилистой траншеи. Руки в мозолях. Но страшно другое, слухи мозолят душу — немцы рядом. На подступах к Смоленску. Раза по два в день фашистские самолеты «расшвыривают» работающих по всей пойме — так стремительно выпрыгивают люди из траншей и, спасаясь от пулеметных обстрелов, разбегаются по сторонам. Возвращаются и находят перебитые пулями черенки лопат. А рядом стонут раненые, другие, ничком уткнувшись в землю, уже мертвы.

И так каждый день, а то и по нескольку раз в день.

Наконец, уже не слухи — приказ сниматься. В нескольких километрах фашистские танки.

Двое суток непрерывного пешего хода через Коробец до Спас-Деменска. Вперемежку с отступающими войсками, автомашинами, орудиями, танками и всякой другой техникой.

И еще одно незабываемое: при очередном налете вражеской авиации ранило девушку из той бригады, в которой был и парень с Брянщины. Ранение — в грудь. Пуля навылет прошла под соском. Впервые в жизни для парня это обнажение. Святость и кровь… Девчонке не было семнадцати… Несли ее потом несколько километров на самодельных носилках. Жизнь девушки была спасена — это тоже подвиг.

У парня в тетради была начата баллада. «Баллада о девичьем сердце». Нет, не лирика и не публицистика. Философия. Осмысливание корней человеческой жестокости. Баллада по сей день «в работе»…

В Спас-Деменске еще одна жесточайшая, кромешная бомбежка. Объект ее — станция. На станции — один или два товарных состава. Они битком набиты «трудофронтовцами». Парень с Брянщины тоже там. Все надеются, что составы пойдут. На запад уже нет пути, значит, на восток. Куда? Все равно. Лишь бы пошли.

А тут сирена. Следом за ней ноющий гул в небе, а вот и первые пике вражеских стервятников. Короткий свист — и взрыв. Юноше запомнилось из этих минут немногое: разбегающиеся во все стороны люди, страшный (особенно тем, что внезапно оборвался) мужской крик и особенно отчетливо — колебание земли под животом (местом укрытия был кювет). Колебание началось со вздрагиваний. Одно, другое, затем почти ритмичные покачивания. Позже узнал, что это один на другой легли два бомбовых захода…

Оставшиеся в живых «трудофронтовцы» были вывезены на нескольких машинах в Москву.

Всю дорогу парню не верилось: неужели в Москву?.. Поверил, когда приехали.

И вот она — столица. Впервые в жизни! Красная площадь!.. Кремль! Бой курантов… А над всем этим опять же война: на площади Свердлова — сбитый фашистский самолет. Рядом — поставленная «на попа» невзорвавшаяся бомба… И бомбежки. Зрелище было скорее впечатляющим, чем страшным. Вой, а точнее треск ревущих вверху зенитных снарядов, и ломаный, качающийся лес гигантских световых столбов…

Еще вокзалы, забитые эвакоэшелонами, снующие взад-вперед люди — военные и гражданские. Все гудит, как в улье.

И опять память впитывала, впитывала, впитывала. А потом поглощенное ею начинало проситься в слово, в строку, в строфу. Но чем больше Землянский увлекался литературой, тем сильнее чувствовал недостаток образования. Поэтому он охотно пошел в военное училище, куда его направили в разгар войны; оттуда, по специальному отбору, он попадает в Московский военный институт иностранных языков.

Но все же свой творческий путь Землянский по-настоящему начал лишь в Литературном институте имени А. М. Горького, где он учился заочно.

Во время учебы в Литературном институте Анатолий Землянский впервые потянулся к рассказу. Увлекся, и как-то так получилось, что прозаическая книжка вышла раньше поэтической.

Произошло это в 1962 году, через двадцать один год после начала войны. Этот маленький сборник рассказов был назван автором весьма лирично: «Струны чистого звона». Без поэзии и здесь не обошлось.

Учеба в литературном, этом единственном в мире институте была приобретением новых взглядов на жизнь, на литературу. Много значили и критические замечания требовательных и влюбленных в свое дело преподавателей…

Но творческая нить свивалась по-своему. И где-то на ней вдруг начал завязываться узелок покрепче: то был узелок поэзии. Об этом стоит сказать подробнее.

Первая поэма — о трудной жизни, безграничной любви и… предательстве. Писалась она долго и скрупулезно. С приступами надежды и пессимизма. Поэма разрослась. Более тысячи строк. После долгих колебаний решился показать поэту Василию Федорову. «И вот, — вспоминает Землянский, — неожиданный, запомнившийся на всю жизнь утренний звонок на службу: «Говорит Федоров. Прочитал вашу поэму. Понравилась. Надо встретиться…»

Называлась поэма «Искры из кремня».

Поэта Василия Дмитриевича Федорова Землянский не видел никогда, но знал его по поэмам и стихам. Даже, будучи еще, кажется, в Архангельске, переписал из «Литературной газеты» себе в записную книжку его маленькое стихотворение, поразившее объемностью смысла и философской образностью:

Мы спорили

О смысле красоты,

И он сказал с наивностью младенца:

— Я за искусство левое. А ты?

— За левое…

Но не левее сердца.

Встреча и дальнейшие творческие контакты с Василием Федоровым были для начинающего поэта еще одним литинститутом. Маленьким, но значительным. Большой мастер стиха, тонкий лирик и философ, Василий Федоров удивительно щедр в своих учительских отдачах. И метод его — не давить авторитетом, а убеждать. До сих пор Землянский хранит его краткие, бережные по отношению к автору и удивительно тонкие пометки на полях поэмы, а затем и на рукописи, которую он рекомендовал для издания. И звучали стихи, как струны нежной и чудодейственной скрипки. Вот послушайте:

Струна… Ни облика, считай, ни веса,

Но как она умеет с сердцем слиться!

И звуку-то в ней негде поселиться,

А между тем звучаньем и чудесна.

Поэзия и вовсе бестелесна,

Но чувство с мыслью в ней, как небо с птицей.

Способна песней стать. И в мудрость воплотиться.

Весь мир — она. Ей даже в сердце тесно.

Все настежь души, все раскрыты двери:

Входи, поэзия Гомеров и Саади!

С тобой пойдут, тебе всегда поверят

И стягом водрузят на баррикаде.

Струна поэзии… Поэзия струны…

Все уголки души заселены.

Поэма «Искры из кремня» была опубликована в журнале «Молодая гвардия» (№ 2 за 1962 г.), но очень сокращенной и сильно от этого пострадавшей. Сейчас она автором переработана и называется «Алая гвоздика».

— Это было началом, которое воодушевило меня обратиться в центральное издательство, — говорит Землянский. — Им был Воениздат. Здесь вышла моя книжка рассказов «Майское эхо», за ней