Головастик из инкубатора. Когда-то я дал слово пацана: рассказать всю правду о детском доме - Олег Андреевич Сукаченко

выродки думают, что нагнули нас! Что они могут делать с нами все, что им заблагорассудится! Рано обрадовались, сволочи! Мы еще покажем вам кузькину мать!».

Я с холодной яростью представлял себе, как бью с ноги в ненавистную, противную морду Уклюдова, как он пытается закрыться от меня руками, и уползти, подобно испуганной крысе в спасительное укрытие, но я продолжаю долбить его до тех пор, пока он не начинает жрать землю своей оскалившейся в крике пастью!..

Единственное, о чем я переживал тогда – это хватит ли нам решимости и твердости исполнить все задуманное, когда дело дойдет до дела? Ведь нередко бывает так, что люди, решившиеся на какой-то смелый и отчаянный шаг, в самую ответственную минуту принимаются трусить еще больше обычного. Им вдруг начинает казаться, что ни о чем таком они даже не помышляли, что это их бес так искусно попутал, и они тотчас забывают обо всех своих героических намерениях.

«Нам еще не хватало начать ползать перед старшими на коленях, вымаливая у них прощение» – с отвращением подумал я и тут же поспешил себя успокоить – не может быть, чтобы мы все вместе обосрались от страха. В штаны нагадит кто-то один. И это будет Уклюдов.

Возможность разобраться с ненавистным нам старшаком представилась довольно быстро – Клюв терроризировал малышей чуть ли не ежедневно. Вот и в тот день он отловил в коридоре Серегу Покровского и потребовал принести ему в палату ужин. Покров первым делом прибежал к нам: «Пацаны, что мне делать?! Уклюдов заставляет отдать ему мой ужин!».

«Шиш ему с маслом в одно место, а не ужин! – возмутились мы с Максом. – Скажи Клюву, пусть сам топает в столовую. А если начнет гоношиться – бей его без разговоров в табло!». «Как это – бей? А вы?!» – Покров растерянно смотрит на нас. «А мы спрячемся и будем наблюдать за всем происходящим со стороны, разумеется! Ну, чего ты фигню-то спрашиваешь? Не ссы! Все будет хорошо и даже лучше!».

По дороге к Уклюдову мы еще раз обговариваем, как будем действовать, чтобы посадить его на жопу. Решаем, что Покров, в случае начала конфликта, бросится ему в ноги, дабы надежно обездвижить ублюдка, а мы с Чудаком примемся, что есть силы, гвоздить его кулаками сверху. Такого интенсивного опиздюливания даже Клюв не выдержит.

И вот мы заходим в палату к старшакам – нервы у нас, как проволока на растяжке, готовой взорваться в любую секунду, напряжены до предела! Мы понимаем, что от того, что сейчас здесь произойдет, зависит вся наша дальнейшая жизнь в интернате! Уклюдов вальяжно разлегся на кровати, и, закинув нога на ногу, почесывает свою волосатую грудь. Завидев Покровского, он развязано орет: «Ну что, додик, ужин принес?!».

Молча, ничего не говоря, мы обступаем его кровать со всех сторон. Теперь ему от нас уж точно никуда не деться! Уклюдов порывается встать, и даже что-то крикнуть по старой памяти, но в следующую секунду, увидев наши побледневшие, искаженные от ярости лица, осекается на полуслове и сползает обратно на шконку. Он вдруг понимает, что мы ни хрена не шутим, и пришли его убивать! Я с удовольствием замечаю, как в глазах этого перетрусившего отморозка плещется животный страх.

«Слушай сюда, Клюв! – говорю я ему как можно более спокойным и твердым голосом. – Мы не хотим причинять тебе зла, хотя легко могли бы отбить твою тупую голову до кровавых пузырей изо рта! Но и ты, будь добр, не заставляй нас брать этот грех на душу. Давай договоримся так – ты не знаешь нас, а мы не знаем тебя. Забудь про наше существование, иначе нам придется заставить тебя сожрать собственные зубы.»

Не дожидаясь от Уклюдова ответа (он, кажется, на какое-то время просто остолбенел от такой наглости!), я киваю ребятам, и мы с достоинством удаляемся из палаты. Уже в коридоре я говорю Максу и Сереге: «Пацаны, считаю, что нам на недельку-другую все-таки нужно свалить из интерната, пока здесь ситуация с Клювом не устаканится. Пусть думает, что мы готовимся его замочить. Заодно обезопасим себя от эксцессов, которые могут последовать со стороны старших». В тот же день мы, тепло простившись со своими одноклассниками, подаемся в бега.

Здесь надо сказать, что еще загодя до описываемых событий, на одном из чердаков ближайшего к интернату дома, нами были подготовлены роскошные апартаменты, в которых мы собирались предаваться безудержному гедонизму до наступления серьезных холодов! Причем поначалу это был ничем не примечательный чердак с разбросанными тут и там кусками рубероида, непроходимыми залежами голубиного помета и пыльной завесой, от которой нещадно щипало глаза.

Мы произвели там какую-никакую уборку, понатаскали из интерната кучу матрасов, одеял и подушек (которые пришлось для выноса предусмотрительно сбрасывать из окон, чтобы не тащить их через вахту), и выстелили цементный пол чердака украденными у жителей этого же дома придверными ковриками. Получилось прекрасное жилище почти гостиничного типа, с той лишь разницей, что за свое проживание на чердаке мы никому ничего не платили.

Глупые голуби, конечно, не оставляли надежды как следует засрать наши апартаменты, да и передвигаться по ним можно было только пригнувшись из-за низко нависавших балок, но в целом нам наше новое жилье очень нравилось! Помимо уже упомянутых спальных комплектов и роскошного обеденного стола (деревянного ящика, накрытого клеенкой) у нас там имелся даже магнитофон «Электроника», недоступный для большинства советских граждан. Мы стырили его по случаю в каком-то учреждении, и теперь он хрипел на нашем чердаке с утра до вечера: «Я московский озорной гуляка, по всему тверскому околотку, в переулке каждая собака знает мою легкую походку»…

Особое внимание мы уделили нашей безопасности. Облюбованный нами чердак имел выход на несколько подъездов, что было весьма удобно. В случае ментовской облавы с одного входа можно было убежать через другие выходы. Кроме того, мы всегда могли при необходимости оперативно выбраться на крышу и спуститься затем с нее по пожарной лестнице. Так что застать нас врасплох, а уж тем более схватить на чердаке было довольно-таки проблематично.

Так мы жили на чердаке около месяца и чувствовали себя настолько прекрасно, насколько только могут радоваться жизни обитатели столь необычного жилого пространства. Еды у нас всегда было вдоволь – ее мы воровали в магазинах. Курево и выпивка также наличествовали, хотя я тогда ни тем, ни другим не увлекался. Деньги оставались даже на развлечения – киношки там всякие и парки аттракционов. Одним словом, вполне себе неплохо устроились!

По ночам мы вылезали на