Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

внешний отличительный символ. Но когда этот символ становится фетишем и средством для доказательства превосходства одной религии над другой, от него необходимо отказаться. Священный шнур, на мой взгляд, не является средством, возвышающим индуизм. Поэтому я отношусь к нему безразлично.

А что касается шикхи, то я отказался от нее из трусости и после совещания с друзьями решил вновь отрастить ее.

Но возвратимся к Лакшману Джхуле. Я был очарован живописными окрестностями Хришикеша и Лакшмана Джхулы и склонил голову в знак почитания наших предков за их понимание красоты природы и за их умение придать религиозное значение проявлениям прекрасного в природе.

Но меня возмущал способ использования людьми этих прекрасных мест. Как в Хардваре, так и в Хришикеше люди загрязняли дороги и красивые берега Ганга. Они не остановились даже перед осквернением священной воды Ганга. Мое сердце преисполнялось страданием при виде того, как люди отправляют свои естественные потребности на дорогах и на берегах реки, вместо того чтобы делать это где-нибудь подальше, в стороне от любимых публикой мест.

Лакшман Джхула не что иное, как висячий железный мост через Ганг. Рассказывают, что первоначально на этом месте красовался веревочный мост. Но одному филантропу-марвари пришло в голову разрушить его и построить за большие деньги железный, ключи от которого он вручил правительству. О веревочном мосте ничего сказать не могу, так как не видел его. Железный же мост здесь совершенно не к месту и нарушает красоту окружающего ландшафта. Передача ключей от этого моста пилигримов правительству, даже при всей моей тогдашней лояльности, возмущала меня.

Перейдя через мост, вы попадаете в сваргашрам, жалкое местечко, состоящее из нескольких полуразвалившихся сараев из оцинкованного железа. Они, как мне сказали, были сооружены для садхаков (ищущих). В то время в них вряд ли кто жил.

Познания, приобретенные в Хардваре, оказались для меня бесценными. Они в значительной степени помогли мне решить вопрос, где я должен жить и что делать.

IX. Основание ашрама

Паломничество на ярмарку Кумбха я совершил во время второго посещения Хардвара.

«Сатьяграха ашрам» был основан 25 мая 1915 г. Шраддхананджи хотел, чтобы я поселился в Хардваре. Несколько моих друзей из Калькутты рекомендовали Вайдьянатадхам. Другие усиленно убеждали избрать Раджкот. Но когда мне довелось проезжать Ахмадабад, многие друзья настаивали, чтобы я поселился там, предлагали взять на себя издержки по ашраму и соорудить для нас жилой дом.

Меня всегда тянуло в Ахмадабад. Будучи гуджаратцем, я считал, что сумею оказать больше всего услуг своей стране, пользуясь языком гуджарати. Кроме того, Ахмадабад, как старинный центр кустарного ткачества, представлял наиболее благоприятную почву для возрождения домашнего кустарного прядения. В этом городе – столице Гуджарата – можно было скорее всего рассчитывать на денежную помощь со стороны богатых граждан.

С ахмадабадскими друзьями я обсуждал вопрос о неприкасаемых. Я сказал, что воспользуюсь первой возможностью, чтобы провести в ашрам кандидата из неприкасаемых, если, конечно, он будет достоин этого.

– Где вы найдете неприкасаемого, отвечающего вашим требованиям? – возразил самоуверенно один приятель-вишнуит.

В конце концов я решил основать ашрам в Ахмадабаде.

Что касается помещения, то больше всех в этом деле мне помог ахмадабадский адвокат Дживанлал Десай. Он предложил сдать в наем свое бунгало в Кочрабе, и мы сняли его.

Прежде всего необходимо было найти для ашрама подходящее название. Я посоветовался с друзьями. Среди предложенных названий были «Севашрам» (место служения), «Тапован» (место аскетизма) и др. Мне понравилось «Севашрам», но без акцента на методе служения. «Тапован» казался претенциозным названием, ибо, хотя тапас и был дорог нам, мы все же не могли претендовать на звание тапасванов (аскетов). Нашей верой была приверженность истине, а занятием – поиски и настойчивое утверждение истины. Я хотел ознакомить индийцев с методами, опробованными мною в Южной Африке. Я жаждал выявить пределы их возможного применения в Индии. Поэтому мои компаньоны и я выбрали название «Сатьяграха ашрам», что одновременно передавало и нашу цель, и наш метод служения.

Для ведения дел ашрама необходим был устав. Мы составили проект и предложили его на обсуждение друзьям. Из многих сделанных замечаний до сих пор помню замечание сэра Гурудаса Банерджи. Ему понравился наш проект, однако он предложил, чтобы в качестве одного из предписаний было добавлено требование скромности, так как он считал, что молодое поколение совершенно лишено ее. Я знал об этом грехе, но опасался, что скромность перестанет быть скромностью, как только она станет делом клятвы. Истинное значение скромности – самоотречение. Самоотречение есть мокша (спасение), а пока оно не может само по себе быть предписанием, могут быть другие предписания, необходимые для достижения мокши. Если поступки стремящегося достичь состояния мокши или служителя не содержат в себе скромности или самоотверженности, то не может быть стремления к мокше или служению. Служение без скромности представляет собой эгоизм и самомнение.

В то время среди нас было около тринадцати тамилов. Пятеро тамильских юношей последовали за мной из Южной Африки, а остальные прибыли из различных частей Индии. Всего нас было двадцать пять человек – мужчин и женщин.

Так был основан ашрам. Мы все ели за одним столом и старались жить как одна семья.

X. На наковальне

Ашрам существовал всего лишь несколько месяцев, когда нам пришлось подвергнуться испытанию. Я получил от Амритлала Таккара следующее письмо:

«Скромная и честная семья неприкасаемых хочет поселиться в вашем ашраме. Примите ли вы ее?»

Я был взволнован. Я никак не ожидал, что семья неприкасаемых, да еще с рекомендацией такого человека, как Таккар Бапа, так скоро выразит желание попасть в ашрам. Я показал письмо компаньонам. Они приветствовали это.

Я ответил Амритлалу Таккару, что мы согласны принять рекомендуемую им семью, если она будет подчиняться всем правилам ашрама.

Семья неприкасаемых состояла из Дадабхая, его жены Данибехн и их дочери Лакшми, тогда еще только учившейся ходить. Дадабхай был учителем в Бомбее. Они согласились подчиниться всем правилам и были приняты.

Однако приезд в ашрам неприкасаемых произвел сенсацию среди помогавших нам друзей. Первая трудность возникла из-за пользования колодцем, из которого брал воду и хозяин бунгало. Он заявил, что капли воды, проливающиеся из нашего ведра, могут осквернить его. Он принялся всячески поносить нас и досаждать Дадабхаю. Я распорядился не обращать внимания на оскорбления и продолжать брать воду во что бы то ни стало. Увидев, что мы не отвечаем на его ругательства, он устыдился и оставил нас в покое.

Денежная помощь нам прекратилась. Приятель, спросивший меня, смогут ли неприкасаемые выполнять правила ашрама, никак не