Грустная книга - Софья Станиславовна Пилявская

В кухне стоял круглый инкрустированный стол, за которым, когда не было домработницы, Михаил Афанасьевич любил обедать. Ему нравилось наблюдать, как Люся готовит – она все умела делать быстро, ловко и красиво. На стенах кухни висели плакаты в красках, как в Нащокинском: «Водка враг – сберкасса друг» и еще два-три в том же роде. Один такой же висел в передней.

Младший ее сын, Сергей, в то время работал директором «Зеленого театра» в Парке имени Горького. Но надолго он не задерживался ни на одной работе. Дело в том, что еще совсем молодым он заболел гипертонической болезнью почек, Елена Сергеевна дрожала над ним, и для него не было никаких запретов. Конечно, он был избалован, но мать любил очень. И когда грешил, после всегда каялся перед ней.

Его прелестная жена Елизавета Григорьевна Шиловская – Лиля – жила отдельно с сыном, Сережей-маленьким.

Ее Елена Сергеевна очень любила, дружила с ней до последних своих дней. И очень она любила своего внука Сережу.

Когда Сергей-старший заболевал, на Елену Сергеевну было больно смотреть. Один раз он заболел во время отдыха на курорте. Когда я к ней пришла, она сидела в кресле как неживая. Я начала задавать вопросы, и у нее градом потекли слезы. Несколько раз она повторяла: «Я больше не могу хоронить!» В первый раз я видела ее в слезах.

Елена Сергеевна ежедневно работала над архивом Булгакова. Часто к ней обращались с просьбой дать почитать рукописи.

Читать она разрешала только у себя в квартире. И люди часами сидели в столовой, мешая ей работать. А некоторые из них (конечно, единицы) злоупотребляли ее доверием: кое-что и исчезало, и потом у нее бывали неприятности, потому что работал «Самиздат».

В 1961 году в Доме литератора состоялся первый вечер памяти Булгакова. Кто выступал с воспоминаниями, не помню. Мы играли восьмую картину из «Последних дней» и во время официальной части гримировались за кулисами. В фойе была выставка, и из запертой витрины был выкраден драгоценный экземпляр рукописи с посвящением: «Тайной жене, тайному другу» (в то время они еще не жили вместе). Елена Сергеевна была убита. Но вот что она придумала: тут же во всеуслышание объявила, что заплатит любую сумму и не спросит имени, если через цепочку входной двери ей просунут украденный экземпляр. Срочно стали собирать деньги.

Она не ошиблась. Через несколько дней в дверь позвонили, незнакомый голос назвал сумму, мерзкая рука протянула рукопись, и, удостоверившись в ее подлинности, Елена Сергеевна в эту лапу положила деньги. Как она радовалась, как заразительно смеялась, повторяя: «Я же говорила!»

Много вечеров до поздней ночи проводили мы с ней на кухне за круглым столом. О многом она рассказывала: о юности, о семье и о первом замужестве, и о первой встрече с Михаилом Афанасьевичем. Оказывается, ее муж – генерал Шиловский, любивший ее очень, был еще и очень ревнив. И вот однажды, уезжая в командировку, он попросил Елену бывать только в семье его друзей и нигде больше. И именно в этом доме, «на блинах», рядом с ней за столом оказался Михаил Афанасьевич. И случилось так, что они ушли вместе и очень долго гуляли по Москве.

Фраза из «Мастера и Маргариты»: «Любовь выскочила на нас, как убийца из-за угла», вполне соответствует истине. И Случайная встреча, когда она шла с желтыми цветами, – тоже.

Елена Сергеевна рассказывала и о всех сложностях ухода к Михаилу Афанасьевичу с маленьким сыном, и о несостоявшейся поездке в Батум, и о болезни Михаила Афанасьевича, о последних его днях и часах.

Если не ошибаюсь, в начале шестидесятых годов за границей стали много писать о Булгакове. И Елена Сергеевна решила прибегнуть к помощи Константина Симонова, чтобы хлопотать о напечатании «Белой гвардии», «Записок покойника» и биографии Мольера.

Симонов посоветовал просить сначала о напечатании «Записок покойника» («Театрального романа»). Это замечательное произведение Булгакова, как мне кажется, сам он не готовил к печати. Это была летопись внутренней жизни театра, со всеми его бедами, событиями и радостями. Тогда для нас все было узнаваемо, знакомо и не воспринималось как злой памфлет на театр, который принес столько горя любимому его автору тех лет. А широкий читатель, естественно, воспринимал роман именно как памфлет. Но все равно прав был Симонов: только это могло быть началом.

Было написано письмо в высокие инстанции с подписями немногих писателей и многих друзей-артистов, музыкантов и художников. И «Избранное» разрешили к печати. Елена Сергеевна ликовала.

В начале шестидесятых в доме Елены Сергеевны был принят Владимир Яковлевич Лакшин, тогда еще молодой, но уже активный помощник Александра Трифоновича Твардовского – в то время редактора «Нового мира». Дом Елены Сергеевны был открыт для друзей. Туда стремились многие, но кто-то оставался в нем надолго, а кто-то не задерживался – это Елена Сергеевна умела делать элегантно, но твердо.

Елена Сергеевна была женщиной очень умной и честь мужа и свою берегла свято.

Подошло время публикации романа «Мастер и Маргарита». Он вышел в журнале «Москва» с очень большими купюрами. Весь пропущенный текст Люся для друзей напечатала на машинке с точными указаниями страницы и даже строки. Есть такой экземпляр и у меня.

Начало расти количество переводов Булгакова за границей. Часто иностранцы-переводчики просили разрешения посетить ее, и некоторых она принимала. Я была знакома с Майклом Глени, преподавателем из Оксфорда. Он долго жил в Москве и весьма почтительно и горячо относился к Елене Сергеевне.

Во второй половине шестидесятых она получила из Парижа вызов от вдовы брата Булгакова – Николая Афанасьевича, известного ученого-бактериолога (в Париже есть институт его имени). Собираясь в гости к Ксении Александровне, тоже уроженке Киева, Елена Сергеевна потратила почти все средства на подарки. Покупались шапки-ушанки дорогого меха, жостовские подносы, украинские рушники и еще много дорогих сувениров. Пробыла она там месяц и приехала очарованная и Ксенией Александровной, и Парижем. Вернулась помолодевшая, красивая, элегантная, а главное, счастливая оттого, что произведения ее мужа увидели наконец свет.

Потом по приглашению Елены Сергеевны в Москву приезжала, и не один раз, Ксения Александровна – очень добрая, влюбленная в Люсю, совсем не парижская, а скорее, киевская дама.

В те же годы Елена Сергеевна получила разрешение на поездку в ФРГ для свидания с родным братом, эмигрировавшим с отцом в начале революции еще из буржуазной Латвии (а мать и дочери – Ольга и Елена – остались).

Брат, известный в Германии архитектор, к тому времени уже доживал свои последние дни, и их