Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов

В Шушинском, Ленкоранском, Бакинском и других уездах Азербайджана спешно формировались добровольческие конные мусульманские полки, в Баку — конное ополчение, в Грузии отряды имеретинских и мегрельских ополченцев. В действующую армию прибыл Горский казачий полк под командованием князя Чавчавадзе, состоявший из кабардинцев, балкарцев, абадзехов, абазинцев, натухайцев и других народов. Прибыли четыре сотни кабардинского конного ополчения, Кавказский конно-горский дивизион, Кавказско-горский полуэскадрон, состоявший из осетин, кабардинцев, черкесов, две сотни конной кабардино-балкарской милиции. Из населения Дагестана в состав действующей русской армии вошли подразделения дагестанской милиции, а также конно-иррегулярный полк. Карачаевские всадники, сменив казачьи дозоры, несли охрану кордонной линии от Сванетии до истоков Кубани.

Все эти национальные воинские формирования, проливая кровь вместе с русскими солдатами, внесли достойную лепту в святое дело защиты от врага Закавказского края.

Опасный спор

Генерал Бакланов вышел из кабинета в расстройстве. Разговор с главнокомандующим явно осложнил и без того натянутые отношения. Расстегнув крючки тугого воротника мундира, он вытер платком пот с лица, постоял на веранде, слегка продуваемой сквозняком. Сюда, в Чавтли-Чай, где располагалась главная квартира Муравьева, он прибыл прямо с ночного объезда аванпостов, уставший, запыленный, в походном полушубке поверх мундира.

Теперь ночная прохлада сменилась жарой, солнце палило вовсю, к тому же и разговор с главнокомандующим был горячим.

«Зачем вступил в спор? — упрекнул он себя. — Надо было промолчать». Но сознание тут же воспротивилось. Привычка говорить без обиняков и околичностей, с нелицеприятной прямотой для собеседника не изменила ему и в этот раз. Он едва сдерживал себя, чтобы не переступить грань дозволенного в воинской субординации.

Придерживая саблю, сошел со ступеньки крыльца, направляясь к коновязи, где поджидал ординарец.

Резиденция генерала Муравьева размещалась в двухэтажном особняке одного из карсских богатеев. От усадьбы Чавтли-Чай к главной дороге тянулся пыльный проселок. Вначале он полз по крутому косогору, потом нырял в лощину, а из нее взбирался на вершину голого холма.

День обещал быть знойным, безветренным, какие обычны здесь с мая и до поздней осени. Кони лениво трусили. В памяти всплыл только что состоявшийся с главнокомандующим разговор.

— По размышлению, я пришел к выводу о необходимости штурмовать Карс в ближайшие сроки, — сказал Муравьев и, пройдя до края ковра, повернулся: — Вы ведь ждали этого, генерал?

Яков Петрович не нашелся, что ответить: в прошлом он действительно настаивал на штурме крепости, утверждал, что сделать это нужно непременно и успех будет обеспечен.

— Это так, но говорил я это в июне, с того времени прошло два с половиной месяца. Тогда, действительно, обстановка для штурма была благоприятной, я осмеливаюсь подтвердить это и сейчас. Карс был бы наш… Но теперь?.. Теперь штурм — дело бесперспективное.

— Что же изменилось с той поры? Войска — и наши и турецкие — прежние, — настаивал на своем Муравьев. — Более того, за это время мы усилили кольцо блокады, лишили неприятеля возможности пополнять запасы продовольствия и оружия…

— Время, удобное для приступа, упущено. Это печально, но факт. Карс надо было штурмовать, когда подошел корпус. Противник был в смятении от прибытия свежих полков и дивизий, знаменитых своими победами. И наши войска рвались на штурм.

На лице Муравьева проскользнуло неудовольствие. Он молча прошелся по ковру мимо Бакланова. Сознавая опыт казачьего генерала, проведшего на Кавказе не один год, он вместе с тем недолюбливал его за прямой, несколько резкий характер, за то, что не боялся высказывать в глаза то, о чем другие бы промолчали.

— Ваши соображения, генерал, будут учтены, — ответил он сухо.

— Дозвольте высказать до конца. За это время в крепости возведены новые укрепления. К тому же у нас нет ни штурмовых лестниц, ни фашин… Нет, ваше превосходительство, я решительно против штурма.

Говоря, он то и дело бросал взгляд на лежавший на столе план штурма крепости, на котором красной и синей тушью были обозначены свои и турецкие части, пунктиром намечен путь движения колонн.

— Однако, я вижу, ваше внимание план все же привлек. Не так ли? Прошу ознакомиться.

Яков Петрович подошел к столу, склонился над вычерченным опытной рукой планом. С первого взгляда он определил, что главные силы русских войск сосредоточены юго-западней Карса. Оттуда же, вдоль основной дороги на Эрзурум будет нанесен главный удар по крепости, для чего требовалось преодолеть сначала Шорахские высоты.

— Как я понял, штурм предполагается вести через эти высоты?

— Об этом говорить еще рано, но вероятнее всего именно там, — уклончиво ответил Муравьев.

— Но здесь кавалерия должна скакать на протяжении трех верст под огнем сорока семи неприятельских орудий. Девять десятых из этой кавалерии останется на месте, и если на Шорах проскочат со мной триста, четыреста всадников, они не принесут ни малейшей пользы.

— Вы преувеличиваете опасность. У вас сомнительной достоверности данные. Нет у турок сорока семи орудий, и потому таких потерь с нашей стороны быть не может. На плане все учтено.

— План не отражает всей точности обстановки.

— Это бездоказательно, — в голосе Муравьева послышалось раздражение. — В плане учтено все, что необходимо для принятия наиболее целесообразного решения.

— Не могу с этим согласиться. Позвольте предложить вопрос: с какого расстояния осмотрены, сняты и нанесены на этот план карсские укрепления?

— В телескоп, — ответил Муравьев.

— Значит, на расстоянии семи, а может быть, и более верст?

— Да, именно так. Вы хотите сказать, что это план не может быть верен?

— Не только это. Я удивляюсь только, как ваше превосходительство решаетесь основывать на нем свои предположения, когда на расстоянии какой-нибудь полуверсты зоркий глаз, вооруженный отличным биноклем, меня обманывает. Впрочем, если будет угодно, пошлите со мной офицера Генерального штаба: я проведу его сквозь линии турецких укреплений — и, если бог сохранит нам жизнь, вы будете иметь подробный план, начертанный искусною рукой.

— Этого не нужно. — Муравьев сделал длительную паузу. Уставившись в план, о чем-то думал. — А что вы беретесь сделать с вашей кавалерией?

— Сделаю все, что будет возможно. Но прежде я попросил бы разрешения откровенно высказать свои собственные мысли. Возможно, учтете их в своем решении.