Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов

Переполненные трамваи воспринимались каравеллами, плывшими по нескончаемому бурлящему людскому океану к новой, ещё не открытой, но загрезившей на горизонте счастливой и богатой земле.

Особняк Кшесинской в Санкт-Петербурге.

[Из открытых источников]

Перед двухэтажным гранитным дворцом императорской любимицы Матильды Кшесинской, куда с чердака Петроградской биржи труда недавно переместился партийный штаб большевиков, во множестве толпились солдаты, рабочие, студенты. На брусчатке мостовой дотлевали ночные костры. У ворот дежурили заспанные вооруженные матросы.

Москвичи предъявили свои делегатские удостоверения и прошли внутрь. Сразу бросилось в глаза, что анфилады залов, с примыкающим остекленным зимним садом, изящные и богатые альковные интерьеры балерины как-то нарочито не гармонируют с вновь завезенной, заметно более демократичной и практичной мебелью – столами, стульями, лавками. Вальяжность прежнего мира в ярком воплощении «гражданки Кшесинской» нехотя уступала суровой и напористой необходимости мира нового.

Людей внутри, казалось. было лишь немногим меньше, чем снаружи. Пока регистрировались, пожали десятки рук, знакомых и незнакомых. Со второго этажа спустился Ленин и, заметив Дзержинского, с улыбчивым прищуром подошел к нему:

– Вот вижу, товарищ Дзержинский решительно разделяет мои взгляды. Уже сменил свой либеральный женевский костюмчик на боевую гимнастерку и революционную шинель. Они, кстати, вам идут ничуть не меньше. А кому-то представляются абсолютно неприемлемыми… – На последних словах он, не теряя добродушной интонации, чуть возвысил голос и даже полуобернулся в несколько притихший с его появлением зал.

Ленинскую статью в «Правде» под названием «О задачах пролетариата в данной революции» Феликс, конечно, читал. Ее штудировали и обсуждали все московские партийцы. Многие считали крайне радикальной, но Дзержинскому, всегда ценившему реальные и скорые дела, зримые цели и конкретные задачи, она в целом понравилась. В ней была четкая, ясная оценка ситуации и достаточно подробная программа действий.

«Кончить войну истинно демократическим, не насильническим миром нельзя без свержения капитала»? Безусловно. «Переход от первого этапа революции, давшего власть буржуазии, ко второму, который должен дать власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства». А как иначе? Пора! Пора! «Никакой поддержки Временному правительству». И это верно! Оно себя уже слишком дискредитировало и продолжает это делать. Соответственно – «Работа по переходу всей государственной власти к Советам рабочих депутатов». Логично и воодушевляюще звучала и основная цель – «не парламентарная республика, а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху. Устранение полиции, армии, чиновничества, конфискация и национализация всех земель в стране… Переход к контролю за общественным производством и распределением продуктов… Слияние всех банков страны в один общенациональный банк и введение контроля над ним…».

Вроде бы ничто не вызывало возражений, а к созданию нового, III Интернационала и сам Дзержинский призывал на Московской конференции. И предложенное слово «коммунистическая» в названии партии более определенно. Знаменем социал-демократии нынче кто только не прикрывается.

Может быть, хотелось прояснить отдельные тактические детали, но обсуждать их вот так, на ходу, в людной и говорливой гостиной он был не готов. Приехал Феликс сюда не столько говорить, сколько слушать. Многое упустил за время сидения. Потому решил быть кратким. Полушутливый тон вождя давал такую возможность:

– Конечно, Владимир Ильич. Но в Женеве альтернативой моей шляпе и костюмчику могли служить только, извините, российские каторжные одеяния. А теперь другие времена! Теперь вот Красную гвардию в Москве готовлю.

– Да, другие, совсем другие… И действовать надо по-другому. Совсем по-другому! – уже серьезным тоном произнес Ленин. – Вот об этом и будем говорить. Для этого и собрались. Кстати, как ваше здоровье-то после приснопамятной Бутырки? Вижу, палочка у вас в руках вовсе не из франтовства. И бледность, батенька, мне ваша не нравится. Может, сейчас, после конференции, самое время подлечиться чуток?

Таким же «подлечиться чуток» он и за границей провожал Феликса, который по совету знатока Мархлевского выбрал для отдыха и лечения остров Капри. Там кроме благостного климата обитала и большая русская колония. Туда раз в сутки из Неаполя ходил маленький пароходик.

Не последнюю роль в этом решении играло и соседство с Горьким. Дзержинскому удалось снять скромную комнату в пансионе неподалеку от прилепившейся к скале подобно осиному гнезду виллы «Спинола», в которой жил Алексей Максимович. Понравилась не столько комната, сколько балкон с видом прямо на море и скалы. Будто иллюстрация к любимому Мицкевичу:

Тем скалам – остаться здесь вечно,

Тем тучам – лить дождь бесконечно…

И молньям на миг разгораться…

Ладье моей – вечно скитаться.

Впрочем, дома он и не сидел, практически всеми днями пропадал у Горького на вилле или с ним же на берегу. Как-то Алексей Максимович повел Дзержинского посмотреть закат солнца с вершины горы Монте-Соляро. Теплый морской воздух и столь же теплые, продолжительные разговоры со знаменитым писателем тогда действительно быстро вернули его в строй.

Многие слова из тех бесед он вспоминал и обдумывал и в заточении, и сейчас? Говорили, что «Буревестник революции» нынче смотрит на происходящее в России без прежней романтики и, удивляя многих, посреди революционной стихии всерьез уповает исключительно на культуру и науку. Будто только они смогут спасти страну от гибели. Дзержинский пока ещё во многих делах «на новенького», надо вникать и разбираться, послушать, что говорят товарищи и в первую очередь Ленин.

Буквально через минуту разговора к ним присоединились Ногин и Смидович. Речь тут же зашла о положении в Москве и настроениях на фронте.

Ленин, чуть склонив голову, внимательно слушал, желая знать обо всем подробно, из первых уст. Задавал короткие вопросы. Затем заговорил о резолюции только что прошедшей Московской конференции. Поблагодарил за поддержку его идей. Но были и замечания, о которых он сказал прямо:

– Характеристику правительства как контрреволюционного я бы считал неправильной. С точки зрения буржуазной революции этого сказать нельзя. Но она уже окончилась. С точки зрения пролетарско-крестьянской – говорить это преждевременно. Выражать свою уверенность в крестьянстве теперь, когда оно повернуло к империализму и к оборончеству, по-моему, неосновательно. Сейчас оно вошло с кадетами в целый ряд соглашений. Поэтому я считаю этот пункт вашей резолюции политически неправильным.

А в третьем пункте вы прибавляете контроль. И кем он представлен? Чхеидзе, Стекловым, Церетели и другими руководителями мелкобуржуазного блока? Нет, дудки! Контроль без власти – пустейшая фраза. Ну, представьте, как я буду контролировать Англию? Для того чтобы ее контролировать, надо захватить ее флот. Что такое контроль? Если я напишу бумажку или резолюцию, то они напишут контррезолюцию. Не-ет, для того, чтобы контролировать, нужно иметь власть. Если это непонятно широкой массе мелкобуржуазного блока, надо