Краснофлотцы - Артем Владимирович Драбкин

срочно надо выточить то-то, то-то и то-то…». А вместе со мной работал еще один токарь, пожилой мужчина, который еще до гражданской войны работал на заводе токарем. Так тот всегда возмущался этим: «А почему только Разгуляеву?». А мы с ним сдельно работали. Так тот мастер, который у меня делал заказы, говорил на это старому рабочему: «А потому что тот молодой и все, и быстрее тебя сделает работу».

Александр Разгуляев, 1938 год, Ленинград.

Работа была очень сложная. Это сейчас можно резьбу нарезать, передвинуть по формуле, и все будет готово. А в то время для того, чтобы изменить скорость, нужно было подбирать ремни, чтобы резьбу нарезать надо было шестерни подбирать. Так что все мне приходилось вытачивать самому. Из-за этой работы я стал сутулым: я и сейчас хотя стройный, но немного все равно сутулый. И все это из-за того, что на станке работал, и знал только одно: передняя бабка, задняя бабка, ременная передача. На этом заводе я работал до тех пор, пока не поступил в военно-морское училище.

А как так получилось, что Вы в это училище поступили?

Так я об этом же мечтал с детства! В юности я много читал о том, как челюскинцы и папанинцы осваивали Север, тогда это модно было, и у меня у самого в голове из-за этого появилась мечта попасть на Север. И в 1939 году, чтобы потом попасть на Северный флот, я поступил в Ленинградское военно-морское училище имени Фрунзе. Несмотря на то, что я пришел туда таким хулиганистым парнем, меня приняли. И я проучился там два года. Интересно, что отец, когда я ему сказал, что, мол, папа, я хочу пойти учиться в военно-морское училище, мне сказал: «Да кто тебя возьмет?! У тебя же ничего нет…». Но я одновременно еще, пока работал токарем на заводе, пошел учиться в вечернюю школу (у меня тогда семь классов образования было), чтобы получить 10-классное образование. Поступил я учиться из-за того, что в военно-морское училище принимали тогда только с полным средним образованием, то есть после 10-ти классов школы. А военным моряком я мечтал стать с детства. Но оценки, честно говоря, были у меня в вечерней школе не очень хорошие. И поэтому, когда я сказал папе, что я пойду в военно-морское училище, он мне так и сказал: «Да кто тебя возьмет? У тебя двойки да тройки… Там только по конкурсу на одно место десять человек. А ты хочешь идти». Но мама моя мне сказала на это: «Шуренька, Шуренька, поедем, поедем поступать…». Мы поехали, и я, наверное, на тройки-на четверки сдал свои вступительные экзамены. Мама тогда еще подошла к какому-то командиру (тогда в армии и во флоте были не офицеры, а именно командиры) и спросила: «Товарищ командир! Мой сын поступил?». Он ей на это ответил: «Через неделю вывесим списки поступивших». Через неделю мы собираемся с мамой ехать в училище, а отец смеется, говорит: «Кто там примет тебя? У тебя двойки да тройки». Но когда мы приехали в училище, я спросил у дежурного командира: «Я поступил или нет?». Он мне на это сказал: «Пройдите туда-то туда-то, там списки поступивших вывесили». Когда я стал смотреть на списки, то обнаружил там и свою скромную фамилию. Там было написано: «Разгуляев Александр Михайлович, поступил». И тут я поинтересовался у одного командира: «Со мной такой-то сдавал, он на пятерки сдал. Почему не поступил?». «Он сын священника», — сказал он мне. Я тогда спросил: «А вот этот такой-то?». «А этот, — сказал он мне, — сын кулака». «А такой-то такой-то почему не поступил?» — продолжал я его спрашивать. «А это, — отвечал он мне, — сын царского офицера». В то время родителей таких абитуриентов, как правило, расстреливали. И этот же командир мне сказал: «А у тебя в анкете написано, что ты сын рабочего, поэтому тебя и приняли». Приезжаем с мамой домой, отец говорит: «Ну что? Поступил?». Говорю: «Папа, да, поступил». «Не может быть», — сказал он. Потом обратился к маме: «Ольга, поступил он?!». «Поступил», — сказала она. «А почему?». «Потому что ты рабочий». «Ой, твою мать, — сказал папа, — Ольга, беги за самогонкой».

Как проходило Ваше обучение в училище?

Тогда и в армии, и во флоте дисциплина была очень строгая. Такого, что творится сейчас в армии, в то время не было. А ведь это, помимо всего прочего, были еще и сталинские годы. Попробуй кто-нибудь тогда сказать: «А будь проклята эта советская власть!». Его сразу бы расстреляли. Были у нас такие случаи, когда люди исчезали. Помню, еще когда я не служил во флоте, а просто жил в Ленинграде, бесследно исчезали мои соседи. Тогда говорили, что их по 58-й статье забирали, а это означало, что забирали их за политику. Их или расстреливали, или сажали на 20 лет в тюрьму.

Что в училище Вы в основном изучали?

У нас была тактика, мы изучали оружие, учились ходить строем. У нас было обычно так же, как и в армии.

Было ли у Вас в конце 30-х — самом начале 40-х годов такое предчувствие, что очень скоро нагрянет война?

Что-то такое было. Но мы в то время считали, что если война и будет, то во главе со Сталиным мы обязательно победим. Но самое главное, что немцы напали на нас внезапно. Вот возьми два таких примера: Германия и Франция. По территории обе эти страны были одинаковы. По населению они тоже были почти одинаковы. А Германия в то время начала войну с Францией. В то время между Германией и Францией проходила такая оборонительная линия Мажино. Там были и мощные укрепления, и блиндажи, в общем, французы были за себя спокойны. Но немцы, благодаря уму своих генералов, обошли сбоку или с тыла эти самые укрепления, я сейчас точно не помню, как это происходило, и захватили чуть ли не за неделю всю Францию. А потом пошли дальше. Это была такая тактика у Гитлера. До того, как дойти до Советского Союза, Германия быстро занимала очень многие государства. И все наши беды, беды 1941 года, были оттого, что мы совсем были не готовы к войне. Ведь Сталин считал, что у нас с Германией более-менее нормальные отношения, что в ближайшее время войны не будет. Но немцы внезапно на нас напали и оккупировали в первый год войны очень много наших территорий.