Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

без окон, выложенное осыпающимся бурым кафелем. Высокий заплесневевший потолок. У стены – лавка и крючки для одежды. Посередине – полутораметровая перегородка, из которой в разные стороны торчат душевые лейки. Получается, что эти два отсека – на шесть человек. Но к счастью, я тут одна.

В гигиеническом наборе нахожу прокладки, зубную щетку, зубную пасту и кусочек мыла. Раздеваюсь, мгновенно покрываюсь гусиной кожей – вот это холод! И быстрее под душ!

Дождик едва теплой воды все же не только согрел меня, но на какое-то мгновение – почти смыл все мысли, оставив одни ощущения… Но когда я попробовала помыться этим красноватым, странно пахнущим, непонятной фактуры мылом – увы, ничего не вышло. Оно не пенилось и не мылилось. Но я все же попыталась намылить им волосы. И это было ошибкой – волосы еще больше засосулились, и теперь стали похожи на дреды.

Мне не сказали, сколько времени мне отведено на душ, поэтому я очень спешила – делала все максимально быстро. Маленькими вафельными полотенчиками, похожими скорее на кухонные, с непривычки высушиться не удалось. Как мне сушить голову? Эти длинные волосы, с которыми дома не справлялись даже огромные махровые полотенца? А если сейчас меня с мокрой головой выведут на улицу? О-о-о! Недолго думая, я взяла халат и намотала его на волосы. Вот так я стала применять робинзоновскую смекалку, заставляющую использовать в тюрьме все, что имеется под рукой. Не по назначению, а по необходимости…

Оделась, села на лавку, сижу жду. Всякий раз вскакивая, когда за дверью слышится шум: «Это за мной!» Но в душевую никто не заходит.

Так прошло около двух часов. Наконец, совершенно измотавшись от этого бездеятельного ожидания, – к чему я еще совсем не привыкла – выглянула за дверь. Никого. Пусто. Тишина…

Ну и ну! И что же делать? Жду дальше. Когда за дверью раздались очередные шаги, я робко высунулась в коридор и увидела одну из дежурок.

– Извините, мне сказали помыться, я помылась, куда мне идти дальше?

– Куда тебе идти? – она даже опешила от неожиданности. – Никуда! Сиди жди, сейчас за тобой придут.

Карантинная камера

«Сейчас» наступило, пожалуй, еще через час. Когда пришла дежурка и велела идти за ней, мои волосы уже были полностью сухими.

Мы остановились у одной из ближайших дверей: «Вот, возьми тут матрац». Я зашла вовнутрь – это была небольшая кладовка, где вдоль стен штабелями были навалены темно-серые ватные матрацы, горы подушек, одеяла.

– Любой матрац?

– Да, любой. И одеяло с подушкой.

Я взяла первые подвернувшиеся под руку матрац, подушку и одеяло. Дежурка велела скатать матрац в рулон, подушку засунуть внутрь, завязать эту «скатку» одеялом. Потом у одной из комнат мне выдали комплект постельного белья – грязно-серого цвета с кучей синих печатей, алюминиевую тарелку, кружку и ложку. Все эти вещи мне нужно было нести самой. Картина выглядела так: у меня в руках рулон матраца, сверху на него положили белье, а сверху белья – посуду. И даже странно, что эту трясущуюся конструкцию я донесла благополучно.

Наконец, мы подошли к камерам. У той, в которую меня начали заводить, стояла девушка в особой одежде. Юбка, рубашка, косынка на голове – все темно-зеленого цвета. Перед ней на низенькой тележке громоздились большие алюминиевые баки и кастрюли. Это была девушка из «хозотряда», состоящего из заключенных, отбывающих уже назначенное наказание здесь, в СИЗО. Такие девушки работали на всех хозяйственных работах – на кухне, уборщиками и так далее. Их называли хозками.

Хозка, увидев нас, спросила:

– О, я как раз ужин раздаю, ей раздать?

– Ты же будешь ужинать, – это был даже не вопрос, а утверждение со стороны дежурки.

– Да, конечно, спасибо!

– Давай свою тарелку. И кружку под чай.

Я затащила вещи в камеру, подала хозке посуду. Она налила чай, подала тарелку с картофельным пюре и отварной рыбой, минтаем. Наложила щедро, даже через край.

Дверь захлопнулась, они ушли. Буду ли я ужинать? Конечно! К тому моменту я настолько изголодалась, что и пюре, и минтай – а все было к тому же и горячим – показались мне такими вкусными, что я уничтожила объемную порцию достаточно быстро и без остатка!

В камере уже находилась другая женщина. Вернее, девушка – на вид ей не было и тридцати. Такая обычная среднестатистическая девушка из толпы. Она очень обрадовалась моему появлению, сказав, что не хотела оставаться в этой камере одна ночью. И вот я уже во второй раз столкнулась с неким фактором, скорее всего, системным, когда свежеарестованный человек находится в таком потрясении, таком возбуждении, что рад кому угодно. И ему крайне необходимо выговориться, рассказать о своих драматичных событиях – пусть даже абсолютному незнакомцу. Первому встречному. И едва я приступила к еде, эта девушка, представившись Анфисой, стала рассказывать про свое дело.

Анфиса жила с парнем в гражданском браке, и как-то раз, в процессе приготовления ужина, а именно нарезания овощей, она «нечаянно всадила в него нож…» Он подошел сзади, очень тихо, она резко обернулась – и готово! Ранение! «Нож был большой, очень острый – купили по акции в “Пятерочке”, понимаешь?..» Когда обратились в «скорую», объявилась и полиция. Парня везут в больницу, Анфису арестовывают, а двух ее малолетних детей забирают органы опеки. И вот она сидит в СИЗО и рвет на себе волосы. По 111-й статье УК, которую ей «вменяют», ей грозит от нуля до пятнадцати лет. А ее гражданский муж не является отцом ее детей. Он ранен легко – просто царапина, но когда его выпишут из больницы, он не сможет забрать ее детей…

Анфиса театрально, причем несколько раз, изображает то, как она резко оборачивается с ножом в руках, как наносится это ранение, как ее жертва падает…

А я даже не знаю, что и сказать. Разве что: «Напрасно “Пятерочка” затеяла эти акции с ножами…» Эта шутка, даже непроизнесенная вслух, конечно, крайне неуместна. Но. Она не раз мне вспоминалась впоследствии – когда от разных девчонок, девушек, женщин я слышала очередную историю про «…ударила ножом». Это, в принципе, были похожие обстоятельства – кто ругался, кто самозащищался, кто без памяти проснулся после новогодней пьянки, а рядом – мертвое тело… И всегда – этот чертов кухонный нож, причем купленный в «Пятерочке» – вот что странно!..

Потом Анфиса пожаловалась, что сидит тут, «на карантине», уже почти десять дней, а ее никак не «поднимают».

– На карантине? Это как?

– Ну здесь, в подвале, нас держат «на карантине», то есть временно. Ну вдруг ты болеешь или что… Так положено, в общем… А потом поднимут в другие, общие камеры – уже окончательно. Они там, наверху. –