Александр Башлачёв: человек поющий - Лев Александрович Наумов

Воронцовой, 1984)

Слёт-симпозиум

Привольны исполинские масштабы нашей области.

У нас — четыре Франции, семь Бельгий и Тибет.

У нас есть место подвигу. У нас есть место доблести.

Лишь досугу бездельному у нас тут места нет.

А так — какие новости? Тем более, сенсации...

С террором и вулканами здесь все наоборот.

Прополка, культивация, милли... мелле-орация,

Конечно, демонстрации. Но те — два раза в год.

И все же доложу я вам без преувеличения,

Как подчеркнул в докладе сам товарищ Пердунов,

Событием принце... пренци-пиального значения

Стал пятый слет-симпозиум районных городов.

Президиум украшен был солидными райцентрами —

Сморкаль, Дубинка, Грязовец и Верхний Самосер.

Эх, сумма показателей с высокими процентами!

Уверенные лидеры. Опора и пример.

Тянулись Стельки, Чагода... Поселок в ногу с городом.

Угрюм, Бубли, Кургузово, потом Семипердов.

Чесалась Усть-Тимоница. Залупинск гладил бороду.

Ну, в общем, много было древних, всем известных городов.

Корма — забота общая. Доклад — задача длинная.

Удои с дисциплиною, корма и вновь корма.

Пошла писать губерния... Эх, мать моя целинная!

Как вдруг — конвертик с буквами нерусского письма.

Президиум шушукался. Сложилась точка зрения:

— Депеша эта — с Запада... Тут бдительность нужна.

— Вот, в Тимонице построен институт слюноварения.

Она — товарищ грамотный и в англицком сильна...

— С поклоном обращается к нам тетушка Ойропа.

И опосля собрания зовет на завтрак к ней...

— Товарищи, спокойнее! Прошу отставить ропот!

— Никто из нас не завтракал — у нас дела важней.

Ответим с дипломатией... Мол, очень благодарные,

Мол ценим и так далее, но, так сказать, зер гут!

Такие в нашей области дела идут ударные,

Что даже в виде исключения не вырвать пять минут.

И вновь пошли нацеливать на новые свершения.

Была повестка муторной, как овсяной кисель.

Вдруг телеграмма: — Бью челом! Примите приглашение!

Давайте пообедаем. Для вас накрыт Брюссель...

Повисло напряженное, гнетущее молчание.

В такой момент — не рыпайся, а лучше — не дыши!

И вдруг оно прорезалось — голодное урчание

В слепой кишке у маленького города Шиши.

Бедняга сам сконфузился! В лопатки дует холодом.

А между тем урчание все громче и сочней.

— Позор ему — приспешнику предательского голода!

— Никто из нас не завтракал! Дела для нас важней!

— Товарищи, спокойнее! Ответим с дипломатией...

Но ярость благородная вскипала, как волна.

— Ту вашу дипломатию в упор к отцу и матери! —

— Кричала с места станция Октябрьская Шахна.

— Ответим по-рабочему... Чего там церемониться...

— Мол, на корню видали мы буржуйские харчи! —

Так заявила грамотный товарищ Устъ-Тимоница,

И хором поддержали ее Малые Прыщи.

Трибуну отодвинули. И распалили прения.

Хлебали предложенья, как болтанку с пирогом.

Объявлен был упадочным процесс пищеварения,

А сам Шиши — матерым, подсознательным врагом.

— Пущай он, гад, подавится Иудиными корками!

— Чужой жратвы не надобно. Пусть нет — зато своя!

Кто хочет много сахару — тому дорога к Горькому!

А тем, кто с аппетитами — положена статья...

И населенный пункт 37-го километра

Шептал соседу радостно: — К стене его! К стене!

Он — опытный и искренний поклонник стиля «ретро»,

Давно привыкший истину искать в чужой вине.

И диссидент Шиши горел красивым синим пламенем...

— Ату его, вредителя! Руби его сплеча!

И был он цвета одного с переходящим знаменем,

Когда ему товарищи слепили строгача.

А, впрочем, мы одна семья — единая, здоровая.

Эх, удаль конармейская ворочает столы.

Президиум — «Столичную», а первый ряд — «Зубровую»,

А задние — чем бог послал, из репы и свеклы.

Потом по пьяной лавочке пошли по главной улице.

Ругались, пели, плакали и скрылись в черной мгле.

...В Мадриде скисли соусы. В Париже сдохли устрицы.

И безнадежно таяло в Брюсселе крем-брюле.

Сентябрь 1984

(Приводится по распечатке Людмилы Воронцовой, 1984)

Чёрные дыры

Мы хотим пить

Но в колодцах замерзла вода.

Черные, черные дыры

Из них не напиться

Мы вязли в песке и скользили по лезвию льда

И часто теряли сознание и рукавицы

Мы строили замок, а выстроили сортир

Ошибка в проекте, но нам, как всегда, видней

Пусть эта ночь сошьет мне лиловый мундир

Я стану хранителем времени сбора камней[36]

Я вижу черные дыры

Холодный свет.

Черные дыры

Смотри, от нас остались

Черные дыры

Нас больше нет

Есть только

Черные дыры

Хорошие парни, но с ними не по пути

Нет смысла идти, если главное — не упасть

Я знаю, что я никогда не смогу найти

Все то, что, наверное, можно легко украсть

Но я с малых лет не умею стоять в строю

Меня слепит солнце, когда я смотрю на флаг

И мне надоело протягивать вам свою

Открытую руку, чтоб снова пожать кулак

Я снова смотрю, как сгорает дуга моста

Последние волки бегут от меня в Тамбов

Я новые краски хотел сберечь для холста

А выкрасил ими ряды пограничных столбов

Чужие шаги, стук копыт или скрип колес

Ничто не смутит территорию тишины

Сегодня любой обращенный ко мне вопрос

Я буду расценивать, как объявление войны

Сентябрь 1984

(Приводится по рукописи, 1984)

Зимняя сказка