Игорь Оболенский - Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие

Ознакомительный фрагмент

Л.В. — Ничего у него не было. Только Сталинская премия. Правда, потом человек, который в Министерстве культуры занимался вопросами присвоения званий, сказал мне, что уже был готов указ о присвоении Александру Николаевичу звания заслуженного артиста. Но у чиновников не дошли руки, чтобы его опубликовать.

— А для Вертинского были важны официальные награды?

Л.В. — Все мужчины — это дети. А детям всегда важны медали. И для Александра Николаевича это было важно.

— Расскажите, как вы жили? У вас с Александром Николаевичем было много друзей?

Л.В. — Очень близких — нет. А так мы со многими общались. Когда в 43-м году вернулись в СССР и поселились в гостинице «Метрополь», к нам в гости приходила вся артистическая и художественная Москва. Помню, прямо с фронта приезжал Костя Симонов и приводил с собой молодых поэтов. Они все были в военной форме. Дмитрий Шостакович бывал. А за границей Александр Николаевич дружил с Федором Шаляпиным. Сам Федор Иванович говорил Вертинскому: «Я — Шаляпин оперы, а ты — Шаляпин эстрады».

— Вертинский красиво ухаживал?

Л.В. — Очень. Но моя мама была категорически против нашего брака. Ведь между нами была разница в 34 года. Александр Николаевич никак не мог понять причину, которая мешает нам объединиться и все порывался пойти к маме и поговорить с ней. А мне было неудобно сказать, что все дело в его возрасте. Но потом мама сама поняла, что у нас все серьезно и уже не возражала. Хотя сама была моложе своего зятя. Она умерла, не дожив одного года до 90 лет.

— Дома у вас сохранились вещи Вертинского?

М.В. — Конечно. Хотя ремонт квартире бы не помешал, все никак не сделаем. Хотя, может, это и хорошо — чувствуется прежняя атмосфера.

Л.В. — На стенах у нас висят фотографии Александра Николаевича. И его портреты, и фото с друзьями — Иваном Козловским, Василием Качаловым. А на даче есть мои работы. Но я стесняюсь вешать их на стену. Ведь моя внучка рисует лучше меня.

М.В. — А еще у мамы есть старинный перстень отца, который она собирается подарить Степе. А вообще многое, увы, разворовали. Здесь же воруют. И не только у нас. Неподалеку от нашего дома находилась дача Леонида Маркова, актера театра имени Моссовета. Он как-то утром вышел из дома, смотрит, а его машина за забором на полметра ниже стала. Подошел узнать, в чем дело — оказалось, колеса сняли. Так что и вы будьте начеку. Зря вы машину за воротами оставили.

— Лидия Владимировна, а кто из дочерей больше похож на отца по характеру?

Л.В. — Обе похожи. У Насти одни черты отца, у Маши другие. Но больше по характеру, как мне кажется, Маша похожа. Такая же добрая…

— Марианна Александровна, а это правда, что Вам делал предложение Андрей Тарковский?

М.В. — Правда. Когда я училась в Щукинском театральном училище, то меня пригласил сниматься в фильме «Мне 20 лет» режиссер Марлен Хуциев. Меня со съемок прямо на мотоцикле привозили на занятия. Все так завидовали. Там я и познакомилась с Андреем. Как-то спросила Тарковского, чего он больше всего хочет. И он ответил, что мечтает о черничном пироге с сеточкой из кислого теста. Андрею такой пирог пекла его бабушка. Как печь сам пирог я знала, а вот рецепт кислого теста был для меня загадкой. Пришлось бежать за ним в кулинарию с женой Максима Шостаковича, сына композитора.

Когда пирог был готов и я стала раскладывать его по тарелкам, то случайно уронила кусок на брюки Андрея. Он пришел просто в ужас. Тарковский ведь был большим модником. И в тот раз явился на вечер в красивой синенькой заграничной рубашке, которую привез из Венеции, и модных брюках, которых тогда ни у кого не было. И вдруг на эти брюки падает черничная начинка. Что делать? Хорошо, моя подруга знала, как вывести это пятно. Андрей разделся, отдал нам брюки, а мы пошли в ванную, направили на них струю крутого кипятка и пятна как ни бывало.

— Тогда он и решил на вас жениться? Пирог с кислым тестом испекли, брюки спасли.

М.В. — Нет, конечно. Я ведь многим нравилась, за мной не он один ухаживал. Я была собой, естественно, очень довольна, а ему отказала. Андрею ведь больше была нужна нянька, а не жена. И это, как мне кажется, чувствуется по его фильмам.

— Вы своих дочерей воспитывали так же, как Вас отец?

М.В. — Разумеется, я вспоминала папу. Но так получилось, что когда Даше было несколько месяцев, я рассталась с ее отцом — Борисом Хмельницким. Растить двух девчонок была не в состоянии и отдала Дашу на воспитание родителям Бори. Какое-то время она была на меня за это в обиде, ревновала к Саше, может быть. Но сейчас мы с ней подруги…

Когда я, поблагодарив хозяек за гостеприимство, уже собрался уезжать в Москву, Лидия Владимировна попросила меня чуть-чуть задержаться и куда-то ушла. Вернулась она через несколько минут, держа в руках… отросток того самого душистого жасмина, в окружении которого мы провели эти несколько часов.

«Я заметила, как вы любите жасмин, — сказала Вертинская. — Вот, посадите это у себя на даче. И будете вспоминать нас».

Я так и сделал. Жасмин прижился и также цветет и пахнет, как и его родственник на даче Вертинских. Каждый раз, когда я чувствую его аромат, вспоминаю Лидию Владимировну и Марианну Александровну.

Летом 2013 года я оказался на Тверской возле дома, где жил Александр Вертинский. На стене подъезда, в который несколько лет входил Александр Николаевич, висит мемориальная доска. Помню, как во время моего нечаянного знакомства с вдовой артиста в Кратово Лидия Владимировна и Марианна Александровна рассказывали о своей мечте повесить эту доску и том, с какими проблемами из-за этого им приходилось сталкиваться. Но, в конце концов, все случилось, и сегодня взору каждого идущего в направлении Пушкинской площади предстает бронзовая доска с барельефом великого Вертинского.

Неожиданно оказалось, что в этот день подъезд был открыт. Я не избежал соблазна переступить его порог и подняться на последний этаж, где расположена легендарная квартира. Оказалось, что жилье Вертинских — единственное в доме, которое не сдано в аренду.

Конечно же, я не осмелился нажать на звонок, меня никто не ждал. Но я постоял возле двери, вовсе, кстати сказать, не бронированной, а вполне себе обычной. В квартире было тихо. Лидия Владимировна, оставившая позади свой девяностый день рождения, наверное, находилась на даче.