Трудная ноша. Записки акушерки - Лиа Хэзард

Ознакомительный фрагмент

таких молоденьких девушек в родильном отделении, я всегда оказываюсь перед моральной дилеммой. С одной стороны, как мать двух дочерей, я испытываю инстинктивное желание защитить каждого подростка, заслонить их от боли, разочарований и жестокости, которыми мир грозит женщинам, пусть даже эти девчушки зачастую куда опытней и хитрее, чем когда-нибудь буду я. С другой стороны, сами осмотры и процедуры, которые я вынуждена проводить в рамках своих служебных обязанностей, становятся делом весьма неловким, когда касаются девочек-подростков. Как объяснить, что такое вагинальный осмотр, четырнадцатилетней, до этого не проходившей теста на рак шейки матки, у которой и месячные-то были всего пару раз, и которую никогда не трогал «там, внизу» ни один человек, которому она могла полностью доверять? Правильно ли впрыскивать для обезболивания диаморфин – являющийся, говоря напрямую, обычным медицинским героином, – истощенной наркоманке того же возраста, что и твои собственные дети, когда она кричит и умоляет «уже скорее кольнуть дурь»? Когда дети рожают детей, акушерке приходится задавать себе сотни неудобных вопросов, и даже после бесчисленных Шеннон ответы на них не становятся легче.

Кристел: двадцать три недели и три дня

Когда Кристел привезли в родильное отделение, я как раз писала самой себе благодарственную открытку. Пока вы не решили, что я настолько самовлюбленная, что пишу себе благодарность всякий раз, как вынесу за пациентом утку, давайте-ка я все объясню.

Я сидела у постели миссис Бхатти, дамы из Бангладеш, беременной пятым ребенком, на тридцать седьмой неделе, которую выписывали из больницы после двух недель лечения от почечной инфекции. Хотя я в тот день лишь заменяла заболевшую сотрудницу и никогда раньше с этой пациенткой не встречалась, мне повезло испытать на себе всю мощь ее благодарности. Когда я раздернула шторы в ее боксе, она собирала вещи, пытаясь запихать двухнедельный запас пижам, туалетные принадлежности и упаковки разных вкусных вещей в громадный чемодан раскраски под зебру. В ядовито-зеленом свитере с капюшоном «Адидас» поверх ярко-оранжевого шальвар-камиза, миссис Бхатти, казалось, светилась, порхая вокруг кровати – эффект, который дополнительно подчеркивался ее широкой улыбкой с несколькими щербинами вместо зубов.

– Доброе утро, дорогая, – воскликнула она, сжимая обе моих руки своими. Пожатие оказалось на удивление крепким, а руки – сухими и теплыми.

– Вот вы-то мне и поможете, – уверенно распорядилась она.

– Я бы с удовольствием, миссис Бхатти, – ответила я, – но на самом деле мне надо только передать вам эти бумаги о выписке, а потом вы поедете домой, к семье. Кто-нибудь собирается вас забрать?

Она подошла поближе и обхватила ладонями мое лицо, нахмурив брови так, что они сомкнулись в непрерывную черную линию, а улыбка ушла с лица.

– Вы мне сейчас поможете, – повторила она еще более настойчиво.

Я нервно хохотнула, гадая, какого рода помощь могла потребоваться этой даме столь неотложно. У нее что, до сих пор боли? Может, сосредоточившись на одном заболевании, персонал проглядел еще какие-нибудь симптомы? Я начала перебирать в голове все возможные варианты проблем, которыми женщины делились со мной в таких вот беседах у больничной койки, пока миссис Бхатти не ухватила меня своей ручкой за подбородок, заставив прийти в себя.

– Вы мне поможете.

– Да, – смирилась я, готовясь стоически выслушать любые самые ужасные секреты, какими она решила со мной поделиться.

– Да, я вам помогу. Скажите, что вам нужно, миссис Бхатти.

– Вы напишете благодарственную открытку, – сказала она.

Лицо ее растянулась в сияющую улыбку, и она отпустила мой подбородок, оживленно захлопав в ладоши и заговорщицки причмокивая, пока я краснела за свои неоправданные подозрения. Она не собиралась ничего на меня взваливать, просто увидела во мне подходящую кандидатуру для небольшого розыгрыша.

– Оооо, – воскликнула я, расхохотавшись, словно с самого начала поддерживала ее шутку. – Ну конечно! Да! Я помогу вам подписать открытку. А кому она?

Миссис Бхатти покопалась в куче журналов в ногах постели и вытащила оттуда открытку с мультяшными утятами, которые обнимали друг друга крылышками, а над клювами у них парили ярко-красные сердечки. Она передала открытку мне, развернула и указала на надпись: «С любовью! Кря-кря!»

– Это открытка для персонала, – сказала она. – Для вас.

– Для меня? Но я сегодня даже не работаю, просто вышла на замену. В эти две недели за вами ухаживали совсем другие акушерки. Это очень мило, но…

Ручка миссис Бхатти легла мне на плечо и одним коротким движением усадила в кресло возле кровати. Несмотря на полтора метра роста – уж точно не выше, чем я, – что-то в ней заставило меня послушаться.

– Вы подпишете открытку, дорогуша. Напишете – большое вам спасибо.

– Вы хотите, чтобы я подписала благодарственную открытку… себе?

– У меня английский не очень, дорогуша. Что ж тут поделать! Так что пишите вы, – сказала она и снова указала на открытку, а потом на ручки, торчавшие у меня из кармана.

Я покорно присела в кресло с ручкой в руке, подбирая слова, которые в достойной мере выражали бы мою благодарность себе самой. Миссис Бхатти усмехнулась и одобрительно кивнула, когда я поднесла ручку к открытке.

– Дорогая Лиа, – громко произнесла я, выводя то же самое на бумаге, – большое спасибо всем вам за вашу тяжелую работу… – но тут почувствовала, что она ожидает от меня чего-то большего, чем просто пара слов, пририсовала улыбающуюся рожицу, сердечко и три поцелуя. Положила открытку в конверт и передала миссис Бхатти, которая затем передала его обратно мне и жестом показала открыть. В довершение «спектакля» я открыла конверт и, словно понятия не имела о его содержимом, внимательно прочла подпись, стараясь выглядеть в достаточной мере удивленной, тронутой и смущенной.

– Большое спасибо, миссис Бхатти.

– Спасибо вам, дорогуша!

– Огромное спасибо!

– И вам тоже, дорогуша!

Она обхватила меня руками и прижала к своему мягкому маленькому тельцу, а я, в свою очередь, ласково похлопала ее между крошечными торчащими лопатками – так утешают пожилую тетушку, которая не может вспомнить, куда задевала очки. Она сжала меня в объятиях еще крепче, и я вдруг поддалась, расслабилась, пока утреннее солнце лило на нас свои лучи из окна. Казалось, что я могла бы простоять так всю смену, благодаря и принимая благодарности, вдыхая теплый сладкий аромат ее волос.

– Ну все, мать Тереза, у тебя вызов.

Джун, другая акушерка, работавшая в отделении в тот день, отдернула занавеску и теперь смотрела на наши уютные объятия с нескрываемым раздражением, поджав губы, как суровый шериф в вестерне, действие которого почему-то разворачивается в роддоме. Обниматься с пациентками? Я вас умоляю! Закаленной акушерке наблюдать за подобными умилительными сценами противней,