Ханс фон Люк - На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945

Ознакомительный фрагмент

Только поздним вечером 1 сентября мы столкнулись в первым вражеским противодействием. Перед нами лежало открытое пространство, небольшая возвышенность, на дальнем конце которой располагалось селение и виднелся лес. Тут-то поляки и приготовили нам заслон, открыв со своих позиций плотный пулеметный и минометный огонь. Осколки и пули засвистели среди деревьев. Срезанные ими ветки падали нам на головы. Нас охватило беспокойство. Конечно, мы нередко проводили учения в условиях, максимально приближенных к боевым, а потому научились действовать под огнем, привыкли и к взрывам артиллерийских снарядов, и к стрекоту пулеметов. Однако при всем этом мы находились тогда, как правило, на безопасном расстоянии или сидели в блиндажах – в тех или иных укрытиях.

Теперь же мы оказались прямо под обстрелом противника. Укрыться или окопаться мы не могли – наша задача состояла в том, чтобы атаковать. Мы изготовились к штурмовому броску. Бронемашины разведки продвинулись как могли дальше – настолько, насколько позволяла местность, – чтобы обеспечить нам огневое прикрытие из своих пулеметов MG 34.

Вдруг пулеметная очередь срезала рядового Уля совсем близко от меня. Он умер мгновенно, став первым убитым в моем эскадроне. Многие солдаты видели, как он погиб. Нам всем стало страшно. Кто будет следующим? Маневры закончились – началась война.

– Первый и второй взводы – вперед! – закричал я. – Третий – в резерве. Взвод тяжелого вооружения – обеспечить огневое прикрытие.

Никто не пошевелился. Каждый боялся стать следующим. Я тоже. Любой, кто говорит, что не испытывал страха в первом бою, просто врет.

Мне, командиру, надлежало подать пример своим людям.

– Все за мной! – заорал я и бросился вперед, размахивая пистолетом.

Трудные месяцы учебы и подготовки не пропали даром – все солдаты последовали за мной. Мы немного продвинулись, но потом залегли под огнем пулеметов и артиллерии.

Командование дивизии разработало новый план атаки: в темноте зенитные прожекторы высветят позиции противника на высоте. Наши машины разведки будут бить по выявленным точкам 2-см трассерами и послужат средством наведения на цели для артиллерии. Разыгралась огненная симфония.

На рассвете 2 сентября мы вновь пошли в бой и достигли селения на пригорке, где окопался неприятель. Поляки уже ушли. Открывшаяся нам картина заставляла нас поежиться от ужаса. Всюду на брошенных врагом позициях валялись трупы людей и лошадей. Брошенные дома еще горели. Увиденное стало нашим первым впечатлением – лицо войны. Непросто оказалось заставить себя пережить это и вернуться к исполнению своих обязанностей.

Мы продолжали продвижение. В густых зарослях леса отсутствовали дороги, и мы практически лишились возможности применять наши машины разведки и танки. На двое суток нам пришлось расстаться со своими полевыми кухнями. Техника не могла продвигаться в условиях бездорожья в лесах.

Проходя через селения и городки, мы вновь и вновь сталкивались с отвратительными картинами военного разорения. Военно-воздушные силы потрудились на славу и деморализовали поляков. Однако, несмотря ни на что, польские дивизии сражались героически.

Как писал позднее мой денщик Эрих Бек: «Противник вызывал у нас восхищение своей национальной гордостью и готовностью к самопожертвованию. Мы не могли не уважать их. Мы слышали, что один польский кавалерийский полк бросился в атаку против наших танков. Солдатам сказали, что у немцев ложные танки – деревянные макеты».

Все мосты были взорваны. Наши саперы изрядно потрудились, перебрасывая через реки новые. Польские снайперы устраивали лежки в стогах сена и под соломенными крышами, откуда их приходилось выкурить трассерами. Огонь полыхал повсюду.

В следующие несколько дней нашими целями стали города Кельце, Радом и Лодзь. Охватные маневры увенчались успехом и привели к созданию нескольких «котлов». В дивизии мы узнали, что наше наступление на широком фронте от Верхней Силезии до Балтики развивается успешно.

6 сентября нам наконец довелось столкнуться с серьезным противодействием на окраине села в районе Лыса-Гора. После ожесточенного боя, в котором мы понесли небольшие потери, нам наконец удалось сломить сопротивление неприятеля, силы которого были, по-видимому, уже окончательно подорваны. В тот же день пал Краков. Могучие ударные части наступали на Варшаву с запада и северо-запада.

В г. Лодзи, за который нам пришлось крепко подраться, Августин встретился с родителями. Я составил ему компанию. Трогательное воссоединение. Из-за трений между государствами получилось так, что они какое-то время ничего не знали друг о друге. Теперь родители вновь обрели сына, навсегда, как они хотели надеяться. Мы побывали на текстильной фабрике, которой они владели, а затем устроились в кафе на рыночной площади. Пили кофе, ели незамысловатые домашние пирожные. Было так приятно просто посидеть в уютной обстановке после нескольких нелегких деньков, особенно в начале кампании. Но Западная Пруссия и древний Данциг являлись, похоже, не единственными целями. По-видимому, предполагалась полная оккупация Польши и уничтожение ее как государства, кроме того, разделение ее территории с русскими, с которыми Гитлер совсем недавно подписал пакт о ненападении. Мы просто поражались той ловкости, с какой пропаганда Геббельса развернула настроение народа на 180 градусов. Россия вдруг превратилась в единственного союзника!

Мы получили приказы зачистить леса, обеспечить безопасность на занятых территориях, а затем оставаться в готовности к броску к Варшаве.

В поисках подходящего командного пункта для эскадрона мой передовой пикет отыскал большой дом посреди леса. Война не затронула его. По моем приходе туда меня радушно встретил немолодой господин, бегло говоривший по-немецки и по-английски. Он был ранее польским послом в Лондоне, а теперь отошел от дел и проводил время в своем поместье. Дом полнился гостями. Один знаменитый пианист и некоторые другие представители сферы искусства бежали из Варшавы с началом войны в надежде отыскать безопасное убежище. Дворецкий проводил меня в гостевую и несколько мрачновато осведомился относительно моего багажа.

После того как я отдал необходимые распоряжения эскадрону и отправил донесение в дивизию, хозяин дома пригласил меня пройтись.

– Знаете, – начал он, – у меня есть один добрый друг, живет километрах в тридцати отсюда. Он женат на немке из Силезии. Я беспокоюсь о них. Не могли ли бы вы выяснить, как у них дела?

В ходе дальнейшей беседы выяснилось, что немка, жена друга хозяина, приходится мне дальней родственницей. Я вдруг осознал, насколько бессмысленна война, а также и то, что выхода из нее теперь нет. Я обещал все выяснить.