Александр Жевахов - Кемаль Ататюрк

Рассказ Курзона за исключением ряда деталей не вызвал бы особого удивления у соотечественников гази в Стамбуле. Турки, большие любители ракы, вовсе не были шокированы возлияниями Кемаля, даже напротив, они восхищались простыми человеческими слабостями президента, его простотой, его готовностью развлечься и увлечь других заняться тем же. И всё же Кемаль, насколько это было возможно, старался вести себя скромно. Однажды в 1934 году он с друзьями проводил вечер в «русско-турецком» баре Стамбула. Одному молодому человеку удалось проникнуть в зал, и усевшись напротив президента, он быстро набросал карандашом его портрет. Кемаль попросил показать портрет и тут же заявил:

«— Так не пойдет!

— Почему?

— Вы изобразили меня со стаканом в руке. Уберите его.

— Хорошо, но тогда вы подпишитесь под портретом».

Кемаль заколебался, но через несколько мгновений, бросив друзьям: «Вы — свидетели», — он подписал: «Гази М. Кемаль».

В начале июля 1934 года Национальное собрание принимает закон о введении в Турции фамилий. Это было очень важное и необходимое решение. В Османской империи основная масса населения имела только имена, что создавало в стране большую путаницу и не могло соответствовать требованиям нового государства.

Закон был введен в действие с начала 1935 года. Каждый старался найти себе турецкую фамилию; иностранные окончания были запрещены. Исмет стал Инёню в память о двух сражениях, выигранных им во время войны за независимость. Нури взял фамилию Конкер — это название местности, где он сражался бок о бок с гази во время битвы за Дарданеллы. Министр иностранных дел стал Арас — это название реки, где он вел переговоры; Халиде Эдип взяла фамилию Адывар («Та, у которой есть имя»), а Афет станет Инан («закон» и «вера»), другая приемная дочь Кемаля Сабиха, ставшая пилотом, Гекчен («Приходящая с неба»). Естественно, что всеобщее внимание привлекла будущая фамилия гази. Саффет Арыкан, бывший генеральный секретарь Народной республиканской партии, предложил фамилию Тюрката — «ата» означало одновременно «отец» и «предок». Все одобрили выбор «ата» и его соединение с определением «тюрк», но большинство считало, что хотя «Тюрката» грамматически и более точно, но менее гармонично, чем Ататюрк. 24 ноября 1934 года Национальное собрание единогласно предложило гази стать «Ататюрком». Гази — истинный турок, в полном смысле этого слова, и он обладает всеми качествами отца, одновременно доброго и строгого.

Фалих Рыфкы посвятил этому событию статью, в которой не поскупился на высокопарные слова: «Будущее турецкой истории неразрывно связано с его именем… Можно ли было найти более точное имя, чем Ататюрк: Ататюрк — это неисчерпаемый источник, это — бьющая ключом вода и летнее солнце, что оживляет всё вокруг. Да будет благословен он этим именем!»

Французский военный атташе Курзон, конечно, более сдержан в своей оценке. Он считает, что введение фамилий вскоре после языковой реформы и запрета восточной музыки — это несколько слишком. Впрочем, гази недавно объяснял, что «необходимо собрать все прекрасные выражения, отражающие мысли и чувства народа, и использовать их, создавая современную музыку». И Курзон добавляет: «Принятие имени „отца нации“, возможно, еще не вершина для гази. История таких великих завоевателей, как Цезарь и Александр, с которыми характер Кемаля имеет ряд общих черт, свидетельствует о том, что этих великих гениев посещали мечты, еще более амбициозные».

Глава шестая

УСПЕТЬ ВСЁ ЗАВЕРШИТЬ

В июне 1934 года в Анкару прибыл именитый гость — шах Реза Пехлеви. Кемаль устроил ему пышный прием, какого не удостаивался до этого ни один из официальных представителей иностранного государства. Важного гостя, с энтузиазмом относящегося к реформам гази, всюду встречали толпы людей, шах посетил другие города и военные гарнизоны. В Самсуне тысяча гвардейцев торжественно встречала шаха, низко поклонившись ему в знак глубокого уважения к правителю Ирана. Еще до возвращения в Тегеран шах потребовал у своего премьер-министра ускорить реформы. Шах, как и король Ирака Фейсал, посетивший Турцию в 1931 году, были единомышленниками гази и его последователями: они хотели построить в своей стране такую же государственную модель, как в Турции, и защищать ее от любых угроз.

В начале 1935 года проходили выборы в Национальное собрание; впервые женщины участвовали в голосовании и могли быть избраны в депутаты. Выборы, как и прежде, были двухступенчатые, а право голоса было предоставлено гражданам, достигшим двадцати трех лет. Избирательная кампания проходила в атмосфере общего безразличия. За неделю до выборов Кемаль пригласил в Стамбул основных министров и Реджепа Пекера, генерального секретаря партии. Ататюрк объявил о своем желании, чтобы в новое Национальное собрание было избрано семнадцать «оппозиционеров». Если верить Курзону, Инёню и Пекер были против этого демократического жеста, но Ататюрк, «преследуемый мыслью о том, что дни его сочтены… считал, что его дело должно быть усовершенствовано и расширено». Одним словом, он хотел установить настоящую демократию. Похвальная попытка, даже если около двадцати «независимых» депутатов, в большей степени назначенные, представляли всего лишь слабый авангард оппозиции. Но для Инёню и Пекера даже семнадцать уже слишком много. В конце концов будет избрано всего тринадцать независимых депутатов, среди которых Рефет Беле и Али Фуад Джебесой, два турка греческого происхождения, один турок с армянскими корнями и два турка, приверженцы иудейской веры.

Впрочем, считали лидеры партии, на что способна подобная оппозиция? Разве не заявил Ататюрк в марте 1935 года на открытии IV Конгресса Народной партии, что Турция находится в безопасности, а Народная партия полностью завоевала доверие населения? Один из комментаторов даже написал, что «главная цель революции достигнута». «Шесть стрел», включенные в устав Народной парии, больше не оспариваются. Кто в Турции станет критиковать национализм, республиканизм, лаицизм, популизм, этатизм и «революционализм»? Существующие оппозиционеры молчат — по собственной воле или под давлением; как отмечал посол Франции в феврале 1938 года, «правительство Турции кажется очень сильным». Революцию изучают в университете Стамбула, в специальном институте, где выступают с научными докладами все лидеры республики. «Шесть стрел» постепенно утрачивают свою актуальность и завоевывают бессмертие. Партию теперь интересуют новые проекты, как, например, поднятие сельского хозяйства путем радикального перераспределения земли крестьянам. Партия столкнулась также с быстрым ростом рабочего класса в связи с индустриализацией страны, и генеральный секретарь Реджеп Пекер предлагает принять закон о труде… настаивая на опасности диктатуры пролетариата.