Борис Савинков - Воспоминания террориста

Пока шли переговоры в Италии, т. В. делал расследование в Берлине. По получении от него цитированной уже телеграммы, центральный комитет решил немедленно приступить к допросу Азефа. Он сделал это из опасения, что Азеф узнает о поездке В. и бежит. Произвести допрос должны были Чернов, «Николай» и я. Было постановлено, что убивать Азефа мы не имеем ни в коем случае права.

Постановление это равнялось решению освободить Азефа. Но я не считаю, что центральный комитет в данном случае поступил неправильно. Была сделана ошибка значительно раньше: Азефа нужно было немедленно убить после нашего свидания с Лопухиным, когда виновность его уже не подлежала сомнению. Но колебания в самом центральном комитете, с одной стороны (Натансон), и колебания боевиков (Николай, Лапина и др.) – с другой, не позволяли центральному комитету решиться на эту меру. С этого момента центральный комитет оставил путь революционных решений и вступил на дорогу формального суда, защиты и слова. Дорога эта неизбежно приводила к допросу Азефа, а, следовательно, и к его бегству: центральный комитет не имел права платить за смерть Азефа арестом единственного теоретика партии Чернова, без Чернова же допрос был немыслим.

Как бы то ни было, Азеф мог чувствовать себя в безопасности.

V

Вечером 5 января н[ового] стиля 1909 г. Чернов, Николай и я позвонили у квартиры Азефа в доме № 245 по Boulevard Raspail.

Дверь нам открыл сам Азеф. Он провел нас в крайнюю комнату, – свой кабинет. Он сел за стол у окна. Мы втроем загородили ему выход из комнаты.

Азеф спросил:

– В чем, господа, дело? Чернов ответил:

– Вот прочти новый документ.

И он передал Азефу саратовское от 1907 года письмо. Азеф побледнел.

Он долго читал письмо. Мне показалось, что он только делает вид, что читает его: он выигрывал время, чтобы спокойно выслушать нас.

Все еще очень бледный, он, наконец, обернулся к нам. Он спросил:

– Ну, так в чем же, однако, дело? Чернов медленно сказал:

– Нам известно, что 11 ноября старого стиля ты в Петербурге был у Лопухина.

Азеф не удивился. Он ответил очень спокойно:

– Я у Лопухина не был.

– Где же ты был?

– Я был в Берлине.

– В какой гостинице?

– Сперва в «Furstenhofe», а затем в меблированных комнатах «Керчь».

– Нам известно, что ты в «Керчи» не был.

Азеф засмеялся: – Смешно… Я там был.

– Ты там не был.

– Я был… Впрочем, что это за разговор?.. – Азеф выпрямился и поднял голову. – Мое прошлое ручается за меня.

Тогда я сказал:

– Ты говоришь, твое прошлое ручается за тебя. Хорошо. Расскажи нам подробности покушения на Дубасова.

Азеф ответил с достоинством:

– Покушение 23 апреля было неудачно потому, что Шиллеров пропустил Дубасова. Было трое метальщиков: Борис Вноровский на Тверской, Владимир Вноровский на Воздвиженке, Шиллеров на Знаменке. Я был в кофейне Филиппова.

Я сказал:

– Это неправда. Мы допросили Владимира Вноровского. Было только двое метальщиков; Борис Вноровский и Шиллеров. Дубасов проехал мимо Владимира Вноровского, но у того не было бомбы.

Азеф пожал плечами.

– Не знаю. Было так, как я говорю. Я сказал:

– Кроме того, ты накануне покушения не пришел на свидание к метальщикам.

Азеф ответил:

– Нет, я пришел.

Я. – Значит, Вноровский сказал неправду?

Азеф. – Нет, Вноровский не может сказать неправды.

Я. – Значит, ты говоришь неправду?

Азеф. – Нет, и я говорю правду.

Я. – Где же объяснение?

Азеф. – Не знаю.

Я. – Ты, говоришь, был в кофейне Филиппова?

Азеф. – Да.

Я. – Ты попал в полицейское оцепление?

Азеф. – Нет.

Я. – Аргунову ты говорил, что ты попал в оцепление, но представил приставу иностранный паспорт, и тебя отпустили.

Азеф. – Я этого Аргунову не говорил.

Я. – Значит, Аргунов сказал неправду?

Азеф. – Нет.

Я. – Значит, ты говоришь неправду?

Азеф. – Нет, я говорю правду.

Я. – Где же объяснение?

Азеф. – Не знаю… Но какое же заключение ты выводишь?

Я. – Ты, по меньшей мере, проявил небрежность, граничащую с преступлением. За такую небрежность ты удалил бы из организации любого из ее членов. Твоя ссылка на твое прошлое неуместна.

Азеф опять пожимает плечами. Он волнуется. Он говорит:

– Дайте же мне возможность защищаться.

Чернов. – Мы спрашиваем и ждем ответа. Зачем ты ездил в Берлин?

Азеф. – Я желал остаться один. Я устал. Я хотел отдохнуть.

Чернов. – Видел ли ты в Берлине кого-либо из партийных людей?

Азеф. – Нет.

Чернов. – А из непартийных?

Азеф. – Я не желаю на этот вопрос отвечать.

Чернов. – Почему?

Азеф. – Он не относится к делу.

Чернов. – Об этом судить не тебе.

Азеф. – Я член центрального комитета и не вижу, чтобы все здесь присутствующие были ими.

Я. – Мы действуем от имени партии.

Чернов. – Значит, ты отказываешься отвечать на этот вопрос?

Азеф. – Нет. Я скажу: я не видел никого.

Чернов. – Почему ты переселился в «Керчь»?

Азеф. – В «Керчи» дешевле.

Чернов. – Так ты переехал из-за дешевизны?

Азеф. – Была и еще причина.

Чернов. – Какая?Азеф. – Этот вопрос тоже не относится к делу.

Чернов. – Ты не желаешь отвечать?

Азеф. – Хорошо. Запишите: я переехал только из-за дешевизны.

Чернов. – В какой комнате ты жил в «Керчи»?

Азеф. – В № 3.

Чернов. – Опиши подробно этот номер.

Азеф. – Кровать, налево от входа, покрыта белым покрывалом, с периною, стол круглый, покрытый плюшевой скатертью, около стола два кресла темно-зеленого плюша, у умывальника зеркало, ковер на полу темного цвета.

Чернов. – Кого ты видел в «Керчи»?

Азеф. – Что за вопрос?.. Ну, хозяина, посыльного, горничную, лакея…

Я. – Скажи, как ты понял мои слова, когда я говорил тебе, что некто, имени которого я назвать не могу, сказал Бурцеву, что ты служишь в полиции, и разрешил сообщить это мне. Понял ты так, что именно некто разрешил мне сказать, или так, что Бурцев решился на это самостоятельно?

Азеф. – Конечно, я понял так, что некто разрешил сказать только тебе.

Чернов. – Некто – Лопухин. Он не называл фамилии Савинкова. Он позволил Бурцеву сказать одному революционеру, по его, Бурцева, выбору. Бурцев выбрал Павла Ивановича (меня).

Азеф. – Ну?

Чернов. – Ну, а ты вошел к Лопухину со словами: вы разрешили сказать Савинкову…

Азеф. – Я не понимаю… Вы должны производить расследование серьезно.

Чернов. – Прошу выслушать далее. Лопухин не назвал фамилии Савинкова. Ты понял со слов Павла Ивановича, что он эту фамилию назвал. Павел Иванович такого толкования в свои слова вложить не мог, ибо не слышал его от Бурцева… Значит…

Азеф бледнеет, но он говорит еще спокойно: