Павел Щеголев - Лермонтов: воспоминания, письма, дневники

По переходе через речку Валерик войска следовали далее по направлению к деревне Ачхой, не будучи обеспокоиваемы более неприятелем. Прибыв к речке Натахы, я расположил отряд лагерем по обоим берегам речки. Тут я узнал от взятой в плен женщины, что чеченцы имели полную надежду воспрепятствовать переходу отряда через реку Валерик и что поэтому еще многие семейства находились до самого появления наших войск на полевых работах.

[Из Журнала военных действий отряда на левом фланге Кавказской линии]

Успеху сего дела я вполне обязан распорядительности и мужеству полковых командиров Его Светлости полка: [перечисление]… Тенгинского пехотного полка поручика Лермантова и 19-й артиллерийской бригады прапорщика фон-Лоер-Лярского, с коим они переносили все мои приказания войскам в самом пылу сражения в лесистом месте, заслуживают особенного внимания, ибо каждый куст, каждое дерево грозили всякому внезапною смертию.

[Из Журнала военных действий отряда на левом фланге Кавказской линии]

…Я жизнь постиг.Судьбе, как турок иль татарин,За все я ровно благодарен;У Бога счастья не прошуИ молча зло переношу:Быть может, небеса ВостокаМеня с ученьем их ПророкаНевольно сблизили. ПритомИ жизнь всечасно кочевая,Труды, заботы, ночь и днем,Все, размышлению мешая,Приводит в первобытный видБольную душу; сердце спит,Простора нет воображенью,И нет работы голове…Зато лежишь в густой травеИ дремлешь под широкой теньюЧинар иль виноградных лоз.Кругом белеются палатки;Казачьи тощие лошадкиСтоят рядком, повеся нос;У медных пушек спит прислуга,Едва дымятся фитили;Попарно цепь стоит вдали;Штыки горят под солнцем юга.Вот разговор о старинеВ палатке ближней слышен мне:Как при Ермолове ходилиВ Чечню, в Аварию, к горам,Как там дрались, как мы их били,Как доставалося и нам.

И вижу я неподалеку,У речки, следуя Пророку,Мирной татарин свой намазТворит, не подымая глаз;И вот кружком сидят другие.Люблю я цвет их желтых лиц,Подобный цвету ноговиц,Их шапки, рукава худые,Их томный и лукавый взорИ их гортанный разговор.Чу! — дальний выстрел… прожужжалаШальная пуля… Славный звук!..Вот крик — и снова все вокругЗатихло… Но жара уж спала;Ведут коней на водопой,Зашевелилася пехота;Вот проскакал один, другой…Шум, говор… «Где вторая рота?» —«Что вьючить?» — «Что же капитан?» —«Повозки выдвигайте живо!» —«Савельич!» — «Ой-ли!» — «Дай огниво!» —Подъем ударил барабан,Гудит музыка полковая;Между колоннами въезжая,Звенят орудья; генералВперед со свитой проскакал…Рассыпались в широком поле,Как пчелы, с гиком казаки;Уж показалися значкиТам на опушке — два и боле;А вот в чалме один мюридВ черкеске красной ездит важно,Конь светло-серый весь кипит;Он машет, кличет — где отважный?Кто выйдет с ним на смертный бой?..Сейчас… Смотрите: в шапке черной,Казак пустился гребенской,Винтовку выхватил проворно,Уж близко… выстрел… легкий дым…«Эй вы, станичники, за ним!Что? ранен?» — «Ничего! безделка!..»И завязалась перестрелка…

Но в этих сшибках удалыхЗабавы много, толку мало:Прохладным вечером, бывало,Мы любовалися на нихБез кровожадного волненья,Как на трагический балет.Зато видал я представленья,Каких у вас на сцене нет…

Раз — это было под Гихами —Мы проходили темный лес.Огнем дыша, пылал над намиЛазурно-яркий свод небес.Нам был обещан бой жестокий.Из гор Ичкерии далекойУже в Чечню на бранный зовТолпы стекались удальцов.Над допотопными лесамиМелькали маяки кругом,И дым их то вился столбом,То расстилался облаками;И оживилися леса:Скликались дико голосаПод их зелеными шатрами.Едва лишь выбрался обозВ поляну, — дело началось.Чу! в арьергард орудье просят;Вот ружья из кустов выносят,Вот тащат за ноги людейИ кличут громко лекарей…И вот из леса, из опушки,Вдруг с гиком кинулись на пушки…И градом пуль с вершин деревОтряд осыпан… Впереди жеВсе тихо… Там, между кустовБежал поток; подходим ближе;Пустили несколько гранат;Еще подвинулись, — молчат…Но вот над бревнами завалаРужье как будто заблистало,Потом мелькнуло шапки две, —И вновь все спряталось в траве.То было грозное молчанье!..Недолго длилося оно,Но в этом странном ожиданьеЗабилось сердце не одно.Вдруг залп… глядим: лежат рядами…Что нужды? — Здешние полкиНарод испытанный… «В штыки!Дружнее!» — раздалось за нами.Кровь загорелася в груди!Все офицеры впереди…Верхом помчался на завалы,Кто не успел спрыгнуть с коня…«Ура!» — и смолкло. — «Вон кинжалы!..В приклады!» — и пошла резня.И два часа в струях потокаБой длился; резались жестоко,Как звери, молча, с грудью грудь;Ручей телами запрудили.Хотел воды я зачерпнуть(И зной и битва утомилиМеня), — но мутная волнаБыла тепла, была красна…

На берегу, под тенью дуба,Пройдя завалов первый ряд,Стоял кружок. Один солдатБыл на коленах; мрачно, грубоКазалось выраженье лиц,Но слезы капали с ресниц,Покрытых пылью. На шинели,Спиною к дереву, лежалИх капитан. Он умирал;В груди его едва чернелиДве ранки; кровь его чуть-чутьСочилась; но высоко грудьИ трудно подымалась; взорыБродили страшно. Он шептал:«Спасите, братцы! тащат в горы…Постойте! где же генерал?..Не слышу»… Долго он стонал,Но все слабей, и понемногуЗатих — и душу отдал Богу.На ружья опершись, кругом,Стояли усачи седыеИ тихо плакали… ПотомЕго останки боевыеНакрыли бережно плащомИ понесли… Тоской томимый,Им вслед смотрел я, недвижимый.Меж тем товарищей, друзейСо вздохом возле называли;Но не нашел в душе моейЯ сожаленья, ни печали.

Уже затихло все; телаСтащили в кучу; кровь теклаСтруею дымной по каменьям,Ее тяжелым испареньемБыл полон воздух. ГенералСидел в тени на барабанеИ донесенья принимал.Окрестный лес, как бы в тумане,Синел в дыму пороховом,А там, вдали, грядой нестройной,Но вечно гордой и спокойной,В своем наряде снеговом,Тянулись горы — и КазбекСверкал главой остроконечной.И с грустью тайной и сердечнойЯ думал: жалкий человек…Чего он хочет? Небо ясно,Под небом места много всем, —Но беспрестанно и напрасноОдин враждует он — зачем?..

Галуб прервал мое мечтанье,Ударив по плечу, — он былКунак мой. Я его спросил,Как месту этому названье?Он отвечал мне: «Валерик, —А перевесть на ваш язык,Так будет — речка смерти; верно,Дано старинными людьми». —«А сколько их дралось примерноСегодня?» — «Тысяч до семи». —«А много горцы потеряли?» —«Как знать? зачем вы не считали?» —«Да! будет, — кто-то тут сказал, —Им в память этот день кровавый».Чеченец посмотрел лукавоИ головою покачал…Лермонтов. Из поэмы «Валерик»

Эти походы доставили русской литературе несколько блестящих страниц Лермонтова, но успеху общего дела не помогли, а были вредны коренным деятелям, офицерам постоянных войск, часто несшим на своих плечах бремя этой беспощадной войны и большей частью остававшимся в тени.