Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

– Члены общества, – говорил он, – еще не знают о вашей готовности идти на компромисс. Они тверды в своих принципах и независимы. Надеюсь, они вас примут. Но и в противном случае вы все-таки можете ни на секунду не сомневаться в их глубоком уважении и любви к вам. Они не решаются рисковать из опасения потерять уважение к вам. Однако, примут вас официально в члены общества или нет, – я лично буду вас считать таковым.

Я сообщил Гокхале о своих намерениях. Независимо от того, примут меня в общество или нет, я хотел бы иметь ашрам, где мог бы обосноваться вместе с переселенцами из Феникса. Лучше всего было бы устроиться где-нибудь в Гуджарате. Я полагал, что, заботясь о благе Гуджарата, буду более всего полезен Индии.

Гокхале эта идея понравилась. Он сказал:

– Вам, разумеется, так и надо поступить. Каковы бы ни были результаты ваших переговоров с обществом, вы можете рассчитывать на меня в отношении денежной помощи ашраму, который я буду рассматривать как свой собственный.

Меня обрадовало, что он снимает с меня заботу о средствах и что мне не придется вести всю работу одному. Значит, в трудные минуты я могу рассчитывать на надежного руководителя. С души как бы свалилась огромная тяжесть. Покойный ныне доктор Дев вскоре получил распоряжение предоставить мне право брать с текущего счета общества «Слуги Индии» необходимые средства для ашрама и других общественных надобностей.

Я был готов к отъезду в Шантиникетан. Накануне поездки Гокхале устроил вечер с участием нескольких избранных друзей, предварительно позаботившись, чтобы угощение было по моему вкусу, то есть состояло из фруктов и орехов. Хотя вечер происходил всего в нескольких шагах от его дома, Гокхале с трудом мог одолеть это расстояние. Однако симпатия ко мне взяла верх, и он захотел обязательно прийти. Он пришел, но упал в обморок, и пришлось отнести его домой. С ним это уже бывало и раньше, и потому, придя в себя, он прислал нам сказать, чтобы мы продолжали веселиться.

Вечер представлял собой всего лишь встречу друзей на открытом воздухе напротив гостиницы, принадлежавшей обществу «Слуги Индии». Друзья вели откровенные разговоры на интересовавшие их темы и угощались земляными орехами, финиками и свежими фруктами.

Однако обморок был слишком необычным явлением в моей жизни.

III. Была ли это угроза?

Из Пуны я поехал в Раджкот, а оттуда в Порбандар. Там я должен был повидаться с вдовой брата и родственниками.

Во время сатьяграхи в Южной Африке я изменил манеру одеваться, чтобы не слишком отличаться от индийских законтрактованных рабочих. В Англии – у себя в четырех стенах – носил ту же одежду. В Бомбей я приехал в катхиаварском костюме, состоявшем из рубашки, дхоти, плаща и белого шарфа – все из ткани индийского производства. Из Бомбея я собирался ехать третьим классом и, считая, что шарф и плащ излишни для такой поездки, снял их и купил кашмирскую шапку за восемь или десять анн. В таком виде я вполне мог сойти за бедняка.

В Индии свирепствовала чума, поэтому всех пассажиров подвергали медицинскому осмотру в Вирамгаме или Вадхване, точно не помню. У меня была легкая лихорадка, и инспектор, обнаружив, что температура повышенная, записал мою фамилию и велел явиться к чиновнику медицинской службы.

Кто-то сообщил, что я проезжаю через Вадхван, ибо на вокзале меня встретил портной Мотилал, местный крупный общественный деятель. Он рассказал мне о вирамгамской таможне и о неприятностях, которые случаются из-за нее у пассажиров. Я не был расположен к беседе, так как меня лихорадило, и только коротко спросил:

– Готовы ли вы сесть в тюрьму?

Я предполагал, что Мотилал принадлежит к числу тех пылких юнцов, которые имеют привычку говорить не подумав. Но он ответил мне твердо и обдуманно.

– Да, все пойдем в тюрьму, если вы поведете. Как катхиаварцы, мы в первую очередь имеем право на ваше внимание. Мы, разумеется, не собираемся вас задерживать, но обещайте остановиться здесь на обратном пути. Вам очень понравятся работа и настроения нашей молодежи. Можете быть уверены, что мы откликнемся на первый ваш зов.

Мотилал пленил меня. Его товарищ, расхваливая его, сказал:

– Наш друг – всего лишь портной. Но он такой мастер своего дела, что, хотя трудится по часу в день, легко зарабатывает пятнадцать рупий в месяц (больше ему не надо). Остальное время он отдает общественной работе и руководит нами, несмотря на то что мы образованнее его.

Впоследствии, ближе познакомившись с Мотилалом, я нашел, что эти похвалы не преувеличены. Он проводил каждый месяц по нескольку дней в только что созданном тогда ашраме, учил детей портняжному мастерству и сам шил кое-что для ашрама. Мне он подробно рассказывал о Вирамгаме и неприятностях, причиняемых пассажирам. Он совершенно нетерпимо относился к этому. Он умер во цвете лет после непродолжительной болезни. Его смерть была большой потерей для общественной жизни Вадхвана.

Приехав в Раджкот, я на следующий день отправился к чиновнику медицинской службы. Врач меня знал и почувствовал себя очень неловко. Он сердился на инспектора, но совершенно напрасно, ибо тот всего лишь исполнял свои обязанности. Инспектор не знал меня, да если бы и знал, не мог бы поступить иначе.

Санитарный осмотр пассажиров третьего класса в подобных случаях необходим. Даже люди, занимающие высокое положение в обществе, если они едут в третьем классе, должны добровольно подчиняться всем правилам, которым подчиняются бедняки. Чиновники обязаны быть беспристрастными. По моим наблюдениям, чиновники относятся к пассажирам третьего класса не как к равным себе, а как к стаду баранов. Говорят с ними пренебрежительно и не удостаивают ни ответами, ни объяснениями; пассажиры третьего класса должны подчиняться чиновнику, точно они его лакеи. Чиновник может безнаказанно оскорблять и даже ударить пассажира, а билет продает ему только после того, как причинит массу беспокойств, что нередко приводит к опозданию на поезд. Все это я видел собственными глазами. И это положение не изменится до тех пор, пока богатые и образованные не откажутся от привилегий, недоступных беднякам, и не станут ездить в третьем классе, чтобы повести борьбу с грубостью и несправедливостью, вместо того чтобы смотреть на все это как на должное.

Повсюду в Катхиаваре я слышал жалобы на притеснения на вирамгамской таможне и поэтому решил немедленно воспользоваться предложением