Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Иванов

ставить крест на светской карьере. Более того, имелась некоторая насторожённость в отношении «либеральной» академии и «прогрессивного» митрополита: эта предубеждённость возгревалась в московских кругах, близких к «пименовскому окружению».

«Аудиенция» проходила в садике перед зданием академии. 40 минут владыка-«экуменист» прогуливался с молодым «экономистом». Обменявшись с «юношей, обдумывающим житье», несколькими фразами, святитель почувствовал, что тот ещё не готов к поступлению в семинарию. И деликатно не стал развивать эту тему, оставив вопрос открытым: «Приезжайте к нам в июне посмотреть на белые ночи!».

– Я не помню, о чём мы тогда говорили, – вспоминал о. Г. Но после беседы сразу почувствовал: этому архиерею и этой академии я доверяю полностью.

В качестве студента Г. перешагнул порог академии в сентябре 1980 г. … Осенью 1983 г. в жизни студента третьего курса ЛДА началась «тёмная полоса». И его «лёгкий чёлн» не смог укрыться от шторма в безопасной гавани…

В отличие от Баринова, которому «светил срок», «вредоносный» Г. ходил «на грани фола». Тиснуть статью под псевдонимом в «Вестник РХД» – попробуй, докажи авторство. Пойти в Третьяковку и в зале древнерусской живописи начать демонстративное чтение акафиста перед Владимирской иконой Божией Матери – это ещё не криминал. (Кстати, о чудотворной иконе. Её судьба тоже решалась на Старой площади и у «смежников».)

Из архива ЦК КПСС. 4.09.1989. «Вопрос о передаче Московской Патриархии иконы Владимирской Богоматери, находящейся в Государственной Третьяковской галерее, передать для дополнительной проработки Министерству культуры СССР. Зав. идеологическим отделом ЦК КПСС А. Капто» [434] .

В общем, на Литейном от «материалов» на Г. ломился сейф. Но «трогать его не моги»; будет много шума; кроме всего прочего, Г. – «отличник учёбы» и первый иподиакон викарного архиерея. А тут – удачный расклад: викарий в загранкомандировке, и «антисоветскую триаду» во главе с Г. можно выкурить из академии руками инспектора, а потом «стравить» его с ректором.

Надо спасать ребят во что бы то ни стало. Что бы сделал в этой ситуации в этом же кабинете недоброй памяти протоиерей В.? Взял бы «под козырёк», и было бы как у поэта, в песне: «Ну а наутро он продал всех подряд…». Вспоминаю, как «прикрыл» меня в своё время владыка Никодим, и решаю: моими руками они этого не сделают!

Полчаса ушло на созыв «экстренного воспитательского совещания» в узком кругу помощников инспектора. Ввожу «ограниченный контингент» в курс дела. Что нам известно официально? То, что три студента пришли в общежитие академии после отбоя, и это, как положено по инструкции, было отмечено в журнале дежурных помощников. А всё остальное – неофициально, по звонку. А мы – не из семейства «позвоночных» и дёргать себя за ниточки не дадим. А если, предположим, придёт официальная бумага из райотдела милиции: «Задержаны при проведении религиозного собрания без предварительного разрешения местными органами власти», – так это всего лишь административное нарушение, и «высшая мера» – штраф 50 рублей. (Перешли вы улицу на красный свет. Заплатили трёшку штрафа постовому. Но никому не придёт в голову увольнять вас с работы. Это в гитлеровской Германии не разрешалось проводить ни занятий по пению, ни вечеров, посвящённых разбору Библии, если об этом за месяц не сообщалось властям) [435] .

Подвожу итоги «совещания». Едет мужик зимой из леса в деревню, и догоняют его волки. Мужик сбрасывает тулуп и нахлёстывает гнедую. Хищники бросаются на овчину, а крестьянин, «на дровнях торжествуя», уходит от погони. Предлагаю снизить нарушителям балл по поведению за опоздание: главное – выиграть время. Приедет викарий, примет эстафету и прикроет.

Помощники-коллеги согласны, и мы «на колене» составляем «экстренный протокол». А затем «прикладываем руку»: иеромонах Маркелл (Ветров), иеромонах Иннокентий (Павлов), иерей Александр Ранне. Но у четвёртого «дрогнула рука», и он сдавленным голосом умоляет: «Можно не упоминать моего имени? Я человек семейный, мне надо кормить детей!». С пониманием даём ему «отпускную грамоту»: если подпишет, то, как потом дети будут без отца?

Вспоминает игумен Иннокентий (Павлов).

«Это был первый год моего преподавания в ленинградских духовных школах. Помню, как-то ранним утром о. Августин, зная, что я в стенах академии, позвал меня на "чрезвычайное воспитательское совещание". Прежде чем ставить перед Учёным советом вопрос об исключении, требовалось такая формальная процедура: без неё никого исключить было нельзя. На том совещании в мою обязанность входило составление протокола, и я никогда не забуду фразу, которую я тогда записал. Она представляла собой не что иное, как reductio ad absurdum: "студенты такой-то, такой-то и такой-то глубоко раскаиваются в случившемся". Для той публики, которая потом должна была знакомиться с протоколом, эмоционально это прозвучало бы сильно, а рационально – это полнейший абсурд». Совещание закончено, и тут же – звонок «сверху».

– Ну, как, исключили?

– Нет, владыка. Решили снизить балл по поведению!

– Трубка срывается на визг: «Вы ещё пожалеете!»

Архиерей бросает трубку; моя тоже ложится на рычаг, после чего выдёргиваю вилку из штепселя, чтобы отключить телефон: в ваших играх участвовать не намерен!

«Пожалеть» пришлось очень скоро. Потянулись годы «поражения в правах». Г. и К° (компания) после ЧП были всё же исключены (но не моими руками) и находились в опале вплоть до разгона ГКЧП. Что касается их оппонентов по богословскому диспуту, то из сторожки они попали под стражу. Поскольку записать второй альбом «Трубного зова» в Союзе было уже нельзя, Баринов и Тимохин планировали перейти границу, записать альбом в Финляндии… и вернуться обратно в Ленинград. Их поймали на лыжне в Западной Карелии: Тимохину присудили два года исправительных работ, Баринов же едва не погиб в лагерях и вышел на свободу лишь в 1987 г.

На что же рассчитывали «бременские музыканты»? Система охраны государственной границы СССР преподавалась как специальный курс в школах КГБ и МВД и была возведена таким образом в ранг науки. Учебника по этой «охранной» науке наши беглецы не читали, но об оснащении и устройстве рядового участка советской гранцы им узнать было бы интересно – и не на нарах, а до побега.

Элементы границы, если двигаться из глубины страны к её рубежу, таковы.

1. Пограничная полоса. Это – примыкающий к границе район. Населению позволено здесь проживать, но всякий житель должен иметь особое на то разрешение с отметкой в паспорте. Для въезда в пограничную полосу и даже для проезда через неё требуется специальное разрешение органов милиции. Контроль проводится военными нарядами пограничных войск. Всех оказавшихся в пограничной полосе без такого разрешения задерживают и выясняют цель их появления