Константин Паустовский - Наедине с осенью (сборник)

Сказка будет жить всегда

Рукопись статьи не датирована. Очевидно, статья была задумана как предисловие к сборнику сказок славянских народов, предположительно конец 40-х – начало 50-х годов. Печатается впервые.

Пока живет человек, будет жить и сказка. Потому что сказка – наилучшее выражение надежд народа на счастье и справедливость. Сказка – воплощенная в поэтической форме мечта человека о прекрасном. Чаяния счастья и справедливости и мечты о прекрасном не могут умереть. Они двигают жизнь, они заложены в основе наших человеческих стремлений, они рождают культуру, искусство, а воплощением великой мечты о справедливости является социалистическое общество и государство. Если мы представим себе, что человек потеряет способность стремиться к счастью и справедливости и мечтать, то тотчас остановится движение жизни, исчезнут героизм и трудовой подвиг, замрет искусство, зачахнет наука и человечество погрузится в растительное и бесцельное существование.

Способность к мечте создала почти все то ценное, что нас окружает, начиная от прекрасного по своим душевным качествам человека и кончая передачей изображения на расстояние и возможностью слышать человеческий голос из Москвы в хижине канадского лесоруба или в пустынях Австралии.

Мысль о том, что сказка говорит о несбыточном, что она – только игра воображения, была, быть может, справедлива для наших отдаленных предков, но не для нас.

Мы живем в мире сбывшихся сказок. За последние десятилетия человек научился летать по воздуху со скоростью звука, проплывать под водой тысячи километров, видеть на огромные расстояния в темноте, проникать взором через непроницаемые раньше преграды, закреплять и передавать потомкам такую мимолетную вещь, как звук своего голоса, вести разговор через океаны и горы, выращивать исполинские деревья, менять географию земного шара, на месте сухих степей создавать великие озера-моря, превращать в свет, тепло и движение воды рек, ветер, силу взрыва, – иначе говоря, человек стал всемогущим, и нет такой сказки, которая не оказалась бы через некоторое количество лет былью.

Но сказка выражает мечту человека не только о покорении себе всех сил природы, но и о совершенстве человеческих отношений.

Человек должен быть умен, прост, справедлив, смел и добр. Тогда только он имеет право носить это высокое звание – человек. Об этом тоже говорят сказки. И не только сказки, но и все искусство. Потому что нет такого подлинного писателя, поэта, художника или композитора, который бы не стремился обогатить духовный мир человека и тем самым поднять его еще на одну более высокую ступень. В этом – назначение и сила искусства.

Наконец, сказка выражает подлинно народную, основанную на глубоком знании любовь человека к природе. Человек в сказке окружен могучей природой – дремучими лесами, широкими реками, глубокими морями, волшебными травами. Сказочные страны полны пересвистом птиц, запахами цветов, журчаньем холодных ключей, веселым шумом листвы, радугами, солнечным светом, игрою звезд и звериными тропами.

Это ощущение так сильно и по существу правдиво, что, раз появившись, не может исчезнуть из нашего сознания, и, обогатившись им, мы видим нашу родную природу во много раз более прекрасной и интересной, чем раньше.

Нам через сказку передается богатейший опыт познания и природы и человека, накопленный нашим народом за многие столетия его исторической жизни.

Сказки не только не умирают. Они рождаются непрерывно. Рождаются они и сейчас. И вот даже сегодня, когда вы читаете эту книгу, где-нибудь или в таежной сибирской глуши, или в сторожке паромщика на Оке, или в кубрике парохода на Черном море, быть может, создается новая сказка. Как это происходит – трудно сказать. По-разному.

Мне приходилось присутствовать при рождении сказки. Дело было летом, на берегу лесной реки. Только что прошел шумный короткий дождь, над рекой стояла радуга. Сильно пахло сосной, и капли дождя на отдельных хвоинках наливались, крупнели, и в каждой из них играло свое маленькое солнце. Перевозчик раздувал костер, а рядом сидел мальчик, его сын. Мальчик прислушался и спросил отца:

– Чего это шумит, папаня?

Перевозчик подумал, догадался, что шуршит дождевая влага, просачиваясь через палую рыжую хвою, устилавшую землю у подножья мачтовых сосен, но, подумав, усмехнулся и сказал:

– Это жуки-мужики пилят пилами сухие сосновые иглы. Пилят с натугой.

– Зачем? – спросил мальчик, и глаза его заблестели.

– Они жучки хозяйственные, запасливые. На зиму дровишки готовят. Ты небось видел, – как земля весной оттает, от нее идет дым. Это из жучиных нор.

Так началась сказка. Мальчик рассказал ее своим однолеткам, те – родителям. И сказка пошла гулять по свету, все крупнея, наливаясь, разрастаясь, как наливались под солнечным светом капли дождя на хвоинках. А через год-два-три она уже превратится в большую настоящую сказку, народ примет ее, и она будет жить вечно.

В этой книге собрано несколько сказок родственных нам славянских народов. Работая над этими сказками, я придерживался только двух правил: стремления передать с наибольшей ясностью их поэтическую сущность, и, рассказывая их, чувствовать себя таким же «сказителем», как и любой деревенский дед, что плетет корзины в кругу любопытных ребят и рассказывает им мудрые и простые истории, добавляя к ним «по силе возможности» те поэтические черты, которые сродни ему самому и, по его мнению, послужат лишь к украшению сказки.

Великий язык

Статья опубликована в журнале «Пионер», 1950, № 9.

Где бы вы ни были – в городе или в деревне, в вагоне поезда или на палубе речного парохода, на севере или на юге России, в лесу или на степном большаке, – всюду прислушивайтесь к русскому языку, к певучему народному говору, запоминайте и впитывайте в себя этот единственный по богатству, образности и поэтичности язык – поистине самый свободный и волшебный из всех языков мира.

С русским языком можно творить чудеса. Нет ничего такого в окружающей нас жизни и в нашем сознании, чего нельзя было бы передать русским словом. И звучание музыки, и спектральный блеск красок, и шум и тень садов, и сказочное – сновидения, и тяжелое громыхание грозы, и детский лепет, и заунывный ропот прибоя. И гнев, и великую радость, и скорбь утраты, и ликование победы.

Нет таких мыслей, понятий, звуков, красок и образов – и сложных и простых, – для которых не нашлось бы в нашем языке точного выражения.

Прав был Тургенев, когда говорил, что такой язык может быть дан только великому народу.