Николай Андреев - Трагические судьбы

Что ж, нельзя так нельзя. Но Вольский не сдался. Тогда разыгрывалось первенство Москвы среди коллективов физкультуры, в котором билась и команда ЗИЛа, — Стрельцова определили туда, это было разрешено. К тому же он числился слесарем пятого разряда инструментального цеха. Был как бы рабочим. Два года он отыграл в этой команде. Как только узнали, что Стрельцов снова играет, на матчи с его участием повалил народ. Представляете, трибуны ломились на матчах заводской команды…

Аркадий Вольский вспоминает такой случай:

«Однажды мы допустили непозволительный для себя шаг. Команда играла в Горьком. Вдруг весь стадион начал кричать: «Стрельцова! Стрельцова!» Тогда еще не было разрешения выпускать его на поле. Люди начали поджигать газеты — это было страшное пламя, загорелась даже часть трибун. Почти пожар. В перерыве к нам подходит один из руководителей горьковского автозавода: «Ребята, если вы не выпустите его, они сожгут стадион». И тогда я говорю тренеру Марьенко: «Знаешь что, выпускай Стрельцова. В конце концов ничего страшного в этом нет. Ну, накажут…» Эдик вышел. Стадион принимал его стоя. Когда мы приехали в Москву, мне позвонил тогдашний секретарь ЦК КПСС по идеологии Ильичев. Кричал: «Что вы хулиганите?! Бандита, развратника на поле выпустили. Мы вас накажем». Я говорю: «Меня-то легко наказать. Как вы завод накажете? Тех болельщиков, которые просили его выпустить?»

В футбольном календарике, выпущенном перед сезоном 65-го, фамилии Стрельцова среди игроков «Торпедо» не было: осторожность и еще раз осторожность — таково было в те времена кредо и издателя, и спортивного чиновника. Вопрос, видимо, еще решался, а может, просто не хотели привлекать внимание к столь заметной персоне.

Вольский — он же как танк, если чего хочет добиться, его не остановить. Про Стрельцова не забывал. И решил-таки его судьбу. Тем более что и политическая ситуация изменилась: Хрущева сняли в октябре 1964 года. Генеральным секретарем стал Леонид Брежнев. Вольский прорвался к нему на прием. Естественно, не столько из-за Стрельцова (хотя держал этот пункт среди основных), сколько из-за проблем ЗИЛа, которых всегда было выше головы. И вот как проходила эта встреча, согласно рассказу Вольского (Брежнев в своих воспоминаниях почему-то обошел этот эпизод):

«На встречу я взял для солидности двух заводских знаменитостей: Героя Социалистического Труда и депутата Верховного Совета, женщины. Рассказал Брежневу про завод, про людей, про трудности производства, про то, как тяжело план дается. Женщины дополняют мой рассказ. Леонид Ильич внимательно слушает, задает конкретные вопросы. О Стрельцове молчу, я знаю, что на таком уровне на подобную тему самому заговаривать не следует, нужно ждать удобный момент. И момент такой настал. Я знал, что в конце встречи Леонид Ильич обязательно поинтересуется: не нужно ли чем помочь? Разговор почти заканчивается, Генеральный и спрашивает: «Ну, а помощь моя в чем-то нужна?» Вольский сразу же о том, что нужны средства на новый сборочный конвейер и прочие жизненно важные проблемы, герой и депутат поддакивают секретарю парткома. Брежнев записал, говорит: «Считайте, решено». Тут я почувствовал, что можно заговорить о судьбе Стрельцова. Рассказал, как и что с ним случилось, а потом говорю: «Леонид Ильич, как-то странно получается: вернулся парень из лагерей, а играть в «Торпедо» ему не дают, спорткомитет ссылается на пожизненную дисквалификацию. Рабочий класс этого не понимает».

Брежнев задумался, а потом говорит: «Я, Аркадий, одного не пойму: если вышел из тюрьмы слесарь, то ему можно работать слесарем, а если футболист вышел, то ему, выходит, играть нельзя? Справедливо ли это?»

Вольский и герой с депутатом сокрушенно закивали головами: ой, несправедливо, как же несправедливо.

Вот так и получилось: фраза одного Генерального — «Посадить, и надолго!» — вычеркнула Стрельцова из большого футбола, а вопрос другого — «Справедливо ли это?» — вновь вернул его в большой футбол.

Новые страницы его футбольной биографии были заполнены Стрельцовым на уровне «Мастера и Маргариты» — ярко, парадоксально, восхитительно. Восторг — читать роман Булгакова, восторг — видеть игру Стрельцова.

Есть много свидетельств того, как Стрельцов снова вышел на футбольное поле. Приведу некоторые.

Писатель Сергей Королев увидел это так: «В обычный, самый что ни на есть будний апрельский день 1965 года автор этого текста сидел вместе с отцом на трибуне лужниковского стадиона, где проходил самый что ни на есть рядовой матч всесоюзного чемпионата «Торпедо» — «Крылья Советов»… На этом заурядном матче трибуны были заполнены сверх ожидания — тысяч, думаю, сорок, а то и сорок пять… Вся штука в том, что это был первый матч в Москве Эдуарда Стрельцова после семилетнего отсутствия в большом футболе… Народ воспринял возвращение Стрельца как событие неординарное и пришел. Соскучился. Я не застал на поле молодого Стрельца — поздно родился, и мне предстояло увидеть его впервые…

Стрельцов вышел из-под трибуны, массивный, даже, как мне показалось издали, с небольшим брюшком. Известный по фотографиям в старых журналах роскошный его кок исчез, издали он казался изрядно полысевшим… И так он был не похож на себя прежнего, что даже померещилось: может, уже и не будет прежнего-то? Ну как не сумеет он вернуть утерянное за годы без футбола на зонах, лесоповалах, в инструментальных цехах за колючей проволокой и душных шахтах?..

Если бы о судьбе Стрельцова снимали художественный фильм в стилистике «комедии перевоспитания» 30-х годов — вспомним падение и возвращение великого вратаря Антона Кандидова, — то там по законам жанра полагалось быть эпизоду, где герой забивает решающий гол, а может, отдает свой знаменитый, не забытый за годы отсутствия в футболе пас пяткой — и партнер с этой изумительной передачи забивает гол. Решающий, само собой.

Самое смешное, что это действительно произошло в той апрельской игре: и долгожданный пас пяткой обозначился, и гол после него был забит (не помню сейчас, кто отличился — Валентин Иванов или Владимир Щербаков)… Тяжеловатый, представший перед московскими трибунами не в самой лучшей форме, Стрелец все-таки сумел отдать свой коронный пас от левого угла вратарской площадки под удар набегающему партнеру… Я мог только догадываться, как он выглядел в молодые годы, в середине 50-х…»

Владимир Дерябин в 60-е годы был капитаном одесского «Черноморца», душа-человек. И у него игра с «Торпедо» в 1965 году отпечаталась навсегда в памяти, благодаря Стрельцову: «Наш защитник Юра в раздевалке перед матчем клятву дает: не пропущу Стрельца! Мы только усмехнулись… Играем, значит. А Юра, надо сказать, парень могучий, приклеился к Эдику, как репей, то по ногам молотит, то за майку держит. Ну, Эдик будто не замечает. И вот проспали мы комбинацию… Кто-то ему на ход кинул по центру. Стрельцов, только-только пассивный, вялый, как рванет! Юра оторопел, за ним во весь дух! Стрельцов по дороге двоих, как детей, обыграл и к штрафной! Тут Юра наш изловчился и сзади ему на шею как прыгнет! Чистый Тарзан. А Стрельцов даже бега не замедлил: врывается в штрафную и, не дожидаясь вратаря, — с размаху в угол. И говорит Юре: «Слезай, что ли, приехали…»