Корфу (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

в письме герцогу Кларенскому: «Все мои предложения принимаются с усердием, и немедленно отдаются приказания, чтобы с ними соображались… Недавно Его Величество приказал отдать под суд двух генералов, обвиненных в измене и трусости. Он предписал их расстрелять или повесить, как только признают, что они виновны. Если эти приказания выполнят, то я буду надеяться, что принес здесь некоторую пользу».

Сегодня даже самые большие почитатели Нельсона вынуждены признать, что карательные акции в сдавшемся на его милость Неаполе – это самая черная страница в биографии выдающегося адмирала. Британский биограф Нельсона Уолдер так и пишет: «Неаполь выявил самую худшую сторону Нельсона… Нельсон был высшей властью, созвавшей военно-морской суд, утвердившей его решение и отдавшей приказ о казни. Критика в его адрес основывается на неподобающей спешке… Не было никакой нужды в том, чтобы за захватом Карачиолло так быстро последовали трибунал, осуждение и казнь… Восстание закончилось, и не требовалось преподать урок, который бы остановил развитие насилия и неповиновения. И судьям военно-морского суда, и Нельсону, имевшему власть пересмотреть или утвердить приговор, необходимо было время для размышлений. В конечном итоге Нельсон забыл, что он не является агентом-мстителем у Бурбнов, а был флаг-офицером, причем прославленным офицером королевского военно-морского флота короля Георга Третьего».

Но почему всегда бывший столь благородным Нельсон внезапно превратился в страждущего людской крови карателя? Биограф флотоводца Карола Оман считала, что этой казнью Нельсон показал всем, что «полон решимости на ярком примере продемонстрировать быстрое наказание, что он в принципе считал основой деятельности хорошего правительства». Говорили английские биографы и о сложном психическом состоянии Нельсона в данный момент, о некоем помутнении его рассудка. Однако думается, что и отказ от выполнения приказов вышестоящих начальников, как и внезапно проснувшаяся страсть к казням, – все это две стороны одной медали, имя которой – Эмма. Именно эта, ставшая роковой для Нельсона женщина пробудила далеко не лучшие черты нашего героя. Именно она, умело манипулируя его слабостями, сумела сделать из него настоящую марионетку в своих руках. Все это прекрасно понимали современники, а потому дружно ненавидели леди Гамильтон. Пока Эмма купается в лучах славы, успеха и своей незаменимости в неаполитанских делах. Она упивается властью и возможностью миловать и карать тысячи людей. Но слава ее иллюзорна, незаменимость временна, а совершенное зло наказуемо. Придет время и за все это с ней рассчитаются сполна…

Всему приходит свой конец. Вскоре все мятежники и сочувствующие им были убиты, труп Карачиолло нашел успокоение на рыбацком кладбище, а леди Гамильтон подустала с танцами на палубе «Фоудройанта». Поутихли и восторги по поводу «блестящего освобождения» Неаполя.

Пришло время раздумий о содеянном, и, возможно, Нельсон понял, что явно преступил допустимый порог вседозволенности. Нет, его нисколько не мучила совесть за содеянное в «освобожденном» им городе, его волновала личная судьба. Что касается действий в Неаполе, то по этому поводу у Адмиралтейства никаких нареканий не было. Наоборот, лорд Спенсер неаполитанскими делами командующего Средиземноморской эскадры остался доволен: «Намерения и мотивы, из которых исходили все ваши меры, были чистыми и добрыми, а их успех был полным».

Впрочем, слухи о творимых в Неаполе казнях вскоре облетели всю Европу и достигли Англии. Лидер оппозиции лорд Фокс, выступая в палате общин, гневно вещал:

– Я первый указываю парламенту на это вопиющее злоупотребление властью! Подобное нельзя оставлять безнаказанным! Я требую расследования, и пусть виновные совершенных злодеяний будут строго наказаны!

Но оппозиция на то и оппозиция, чтобы искать недостатки у правящей партии, а власть на то и есть власть, чтобы происки оппозиции не замечать. Возмущение Фокса так и осталось не услышанным.

Впрочем, память об английской карательной акции в Неаполе оказалась столь живуча, что деяния Нельсона и его друзей там помнили и через сто лет. Английский историк Карола Оман пишет: «…И через столетие англичане-туристы, посещавшие неаполитанские общественные и частные художественные галереи, со страхом смотрели на портреты представителей знати, придерживавшихся либеральных настроений, и женщин с детскими личиками. О каждом из них рассказывали страшные истории, как они были казнены, когда восемнадцать английских кораблей под командованием Нельсона стояли на якоре в Неаполитанском заливе…»

* * *

К этому времени изменилась и ситуация на Средиземном море. Пока Нельсон усмирял Неаполь, французский флот вырвался из Тулона и, вырвавшись мимо Гибралтара, растворился в просторах северной Атлантики. Англичане предполагали, что, скорее всего, французы попробуют прорваться в свой основной атлантический порт Брест, а потому туда была в спешном порядке брошена эскадра лорда Кейта. На время его отсутствия адмирал Джервис определил Нельсона старшим британским морским начальником в Средиземном море.

Теперь главной задачей Нельсона была блокада захваченной французами Мальты. Отправляясь в очередной поход к острову, Нельсон пригласил «прокатиться» с собой и чету Гамильтонов. Для Эммы был произведен обстрел крепости, французы, разумеется, отвечали, а Эмма была в полнейшем восторге: ради ее удовольствия разыгралось самое настоящее сражение. Впрочем, обстрел Ла-Валетты никакого результата не имел, и Нельсон с Гамильтонами ни с чем вернулся в Палермо.

Главнокомандующий настоятельно советовал ему использовать для базирования свой эскадры наиболее близкие к Мальте порты: Сиракузы или Мессину. Но Нельсон предпочел остановить свой выбор на дорогом его сердцу Палермо. Почему? Разумеется, потому, что там была Эмма. Тем более что неутомимая леди Гамильтон готовила в честь своего героя еще один грандиозный праздник, на этот раз… в честь годовщины известия о победе при Абукире.

В честь этого в королевском дворце был устроен оглушительный фейерверк. Внутри выстроенного в парке «греческого храма» стояли выше человеческого роста восковые фигуры трех основных героев: Нельсона, сэра Гамильтона и конечно же самой леди Гамильтон. При этом, если восковые Нельсон и Эмма стояли, нежно взявшись за руки, то восковой сэр Уильям скучал в отдалении от них. Все фигуры были сделаны в виде древних божеств, лишь в виде одолжения спустившихся на бренную землю, чтобы спасти неразумных неаполитанцев. Огромный хор пел специально сочиненную по этому случаю кантату:

Да здравствует герой Британии,

Да здравствует великий Нельсон,

Он отвел от нас все невзгоды,

Он помог обрести свободу…

В довершение всего король Фердинанд решил учредить в честь Нельсона персональный орден, назвав его орденом Святого Фердинанда, которым сразу же и наградил английского контр-адмирала. Так на груди Нельсона стало еще одной наградой больше.

Глава вторая

Три дня Треббии

Май уже перевалил за середину, и Северную Италию заливали непрерывные дожди. Суворов хандрил. Он принял решение осаждать цитадель Турина, но дороги развезло и осадные